К юбилею ЛВТА-ЛИТ

Г.А.Ососков: "Желаю сохранять оптимистичный настрой!"

Окончание, начало в № 32

Если вспоминать о коллективе, то я хотел бы вернуться к фигуре М.Г.Мещерякова, потому что Михаил Григорьевич еще раз на моем примере показал, как надо руководить людьми, чтобы они работали в полную силу. Он почему-то меня заметил, когда я появился в лаборатории, спросил, чем я занимаюсь. Я рассказал о моделировании с помощью метода Монте-Карло. Они тоже им пользовались для генерации случайных чисел, вынимая бумажки из шапки. Я объяснил ему, что это более сложная и важная вещь. Он это запомнил и, узнав, что я владею немецким языком, отправил в ФРГ покупать машину. Оказалось, что там нужен был английский, который я выучил. Затем Мещеряков направил меня в ЦЕРН участвовать в разработке программ для управления автоматом "Спиральный измеритель", о котором ему рассказал Альварес, поскольку в ЦЕРН уже купили такой автомат, произведенный в Швеции.

Я по образованию математик и программировал только математические вычисления, а управлять автоматами для меня было "терра инкогнита". Более того, автоматом управляла мини-ЭВМ, которые у нас тогда еще не появились. Вдобавок в ЦЕРН мне сразу сказали, что помогать мне не будут, пока я "научный турист". Если я хочу работать с ними, то должен остаться надолго, став членом команды. Тогда Мещеряков оформил для меня годовую командировку, и руководство группой в ЦЕРН приняло меня в свой состав и поручило управлять кареткой, которая двигает фильмы на спиральном измерителе в процессе сканирования. Это была абсолютно новая для меня задача. Для управления автоматом было необходимо овладеть кодом управляющей мини-ЭВМ. Я сразу понял, что уже привык писать программы на алгоритмическом языке и писать в кодах не хочу, да и долго, поэтому придумал собственный алгоритмический язык для управления автоматами, и даже написал с него транслятор на Фортране, переводящий команды с моего языка в коды управляющей мини-ЭВМ ТРС-18. В итоге автомат у меня заработал, мою работу оценили. Через год я вернулся в Дубну, но использовать свой язык здесь так и не получилось, поскольку мини-ЭВМ, управляющая спиральным измерителем в ЛВТА, была другой, более примитивной ТРС-12. Так что аспирант из Армении, хотя и смог переделать мой транслятор под коды ТРС-12 и на этом защититься, но за это время команда ЛВТА уже написала свою рабочую версию управления автоматом, пусть и в кодах этой мини-ЭВМ.

Г.А.Ососков и В.П.Гердт (второй слева) с иностранными коллегами. 1970 год

Когда Мещеряков бросал меня на эти новые задачи, я очень сопротивлялся - изучать Фортран и обслуживать СДС-1604-А мне не хотелось, да и потом управлять автоматами тоже мне, математику, казалось совсем не моим дело. Но должен признать, эти новые знания очень помогли мне в будущем, поскольку я стал хорошо разбираться в вопросах, связанных с организацией вычислений на разных компьютерах, это меня больше не пугало как математика-теоретика. С помощью вычислительной машины я вникал в самые базовые вещи. Когда я начал писать программы в ЦЕРН, это было совершенно новым видом деятельности, но помогло мне использовать мой старый опыт. Решение новых задач обогатило мою жизнь, и в дальнейшем я занимался вещами, связанными с обработкой физических данных, хорошо представляя себе, как именно детекторы регистрируют частицы, что там происходит и как результат попадает в компьютер. Это намного облегчило мою дальнейшую жизнь, поскольку я так и продолжил заниматься задачами обработки и анализа экспериментальных данных, в область которых меня когда-то вовлек Н.Н.Говорун.

Нужно сказать, что и М.Г.Мещеряков через какое-то время после моего возвращения из ЦЕРН заставил меня писать докторскую диссертацию. Получилось это не сразу. Кроме того, у меня была страсть использовать полученные знания для решения задач в соседних областях. Например, однажды во время работы на субботнике у меня произошло сильное кровоизлияние в глазах и я попал в Институт глазных болезней имени Гельмгольца. Там я обнаружил, что они делают фотографии роговицы глаза при ее исследовании довольно хитроумным способом с помощью микроскопа. Я задумался, нельзя ли автоматизировать этот процесс. В результате придумал схему прибора, который позволял автоматически выдавать после исследования рецепт на очки или контактные линзы. Увлек коллег из ЛВТА, и в итоге мы получили авторское свидетельство, а позже, подключив специалистов из Института имени Гельмгольца, даже и патент на прибор в США. Но грянули 1990-е, и завод, который взялся выпускать этот прибор, обанкротился. На этом всё и закончилось.

Тут можно вспомнить другого человека, который сыграл важную роль в моей жизни, - это теоретик Гарий Владимирович Ефимов. Мы с ним сидели в соседних комнатах в ЛТФ и очень подружились. Он бывший гимнаст, у нас было много общих интересов, вместе ходили в походы, стали дружить семьями. Этот человек меня потрясал своим талантом - он в 33 года защитил докторскую, придумав совершенно новые вещи в квантовой теории. Выступая, он подражал своему руководителю Д.И.Блохинцеву, и это привлекало - мы много с ним беседовали.

Ефимов, который преподавал в Ивановском университете, однажды мне предложил стать там преподавателем кафедры теоретической физики университета, чтобы наладить компьютерные вычисления. Шел 1988-й год, холодная война закончилась, и американцы подарили Ивановскому университету 15 персональных компьютеров, которые никто не знал, как использовать. В итоге, начиная с 1988 года, я начал регулярно ездить в Иваново и таким вахтовым методом отработал там целых 16 лет. Все компьютеры я заставил работать и начал читать курс вычислительной статистики, чтобы студенты смогли заниматься обработкой экспериментальных данных любого вида. Студенты ко мне липли, у меня было полно добровольцев, которых я загружал своими задачами. Многих я приглашал в ОИЯИ, они здесь стажировались, писали дипломы, четверо защитили кандидатские диссертации, многие остались работать в Дубне. Это было для меня замечательное время. Как однажды я стал ученым, так и теперь - преподавателем, лектором, научным руководителем. Мне было интересно работать со студентами, смотреть, как до того ничем не интересующийся молодой человек увлекается оригинальной задачей и демонстрирует хорошие способности.

Встреча в ДМС с однокурсником И.З.Ососковой Евгением Примаковым. 1990-е годы

Если говорить еще об интересных людях, то надо вспомнить всех директоров лаборатории - Рудольфа Позе, Игоря Викторовича Пузынина, Владимира Викторовича Иванова, Владимира Васильевича Коренькова. Получилось так, что много времени я провел вне Дубны, в Иваново и за границей. Уже во время первой длительной командировки в ФРГ многие сотрудники моего сектора перешли на более актуальную работу в отдел Н.Н.Говоруна, который тогда в ударном темпе создавал матобеспечение новой ЭВМ БЭСМ-6. Да и потом частые и продолжительные командировки в ЦЕРН, Германию, США не давали времени нормально руководить сектором. Когда возвращался, больше общался с теми, кто приезжал ко мне из-за границы. У нас была хорошая связь с Институтом теории измерений в Братиславе, оттуда ко мне приехал Андрей Пазман, с которым мы подружились. Я научил его программировать, и он решал для нас разные задачи. Ему на смену приехал Анатолий Двуреченский, выдающийся математик. С ним мы занимались продолжением моих идей, связанных с теорией массового обслуживания. Мы сделали интересные вещи, которые нашли приложение в Институте. Вернувшись на родину, Анатолий с блеском защитил докторскую диссертацию и потом возглавил Математический институт Словацкой Академии наук, пользовался большим авторитетом в науке.

Еще одна яркая личность - Николай Иванович Чернов, очень талантливый человек. Он подготовил кандидатскую диссертацию по теоретической физике в МГУ у академика Якова Синая, но по болезни не успел защититься и был распределен куда-то на периферию. Синай мне позвонил и по его просьбе я добился перераспределения Чернова в ОИЯИ. Мне было любопытно видеть человека, учившегося в интернате Колмогорова, без экзаменов поступившего в МГУ, который, в отличие от меня, все годы студенчества только и делал, что занимался наукой. Уровень его знаний потрясал. Когда он только приехал к нам, я пригласил его на семинар в ЛТФ, на котором крупный ученый из ВЦ РАН рассказывал о сложной теоретической алгебраической задаче. Закончил доклад, никто толком ничего не понял, поаплодировали и собрались расходиться. И вдруг Коля поднял руку и привел пример, полностью разрушивший всю теорию докладчика. Тот был сражен. Вместе с Николаем мы сильно продвинулись в наших задачах, связанных с обработкой данных. Позже его пригласили в Америку, там он стал знаменитым профессором, но, к сожалению, рано ушел из жизни.

Еще нужно сказать о Владимире Алексеевиче Никитине. Он моложе меня, но как физик был куда более знаменит. Мы с ним вместе преподавали в филиале НИИЯФ МГУ, где на двоих читали курс лекций по обработке данных физических экспериментов. Он рассказывал, как устроены детекторы, я - как устроены компьютеры и какими методами надо обрабатывать данные. Получился замечательный тандем. У нас, например, учились такие студенты, как А.Г.Ольшевский и Г.В.Трубников. В итоге мы написали учебник по нашему курсу. И хотя сейчас вся та аппаратура и компьютеры устарели, многие идеи остались вполне актуальными и в наше время. С тех пор мы с Владимиром Алексеевичем дружим и общаемся по разным поводам. Он же меня привлек к участию в конференции "Наука. Философия. Религия".

Хочу вернуться к личности Михаила Григорьевича. Мещеряков всегда был фантастически интересен, на защитах диссертаций он выступал как артист. Он не читал по бумаге, не отделывался сухими, стандартными фразами, объяснял важность тематики диссертации. Говорил и вел себя артистично: закатывал глаза, играл лицом. Я не видел больше таких людей, кто так бы выступал на Ученом совете, как он. Рассказывали много баек о том времени, когда его только что сняли с должности директора созданного им института, ставшего потом ОИЯИ. Говорили, что он создал культ собственной личности. Тогда никто не предполагал, что Мещерякова могли снять за несогласие с распоряжением Хрущёва. Да, чтобы справиться с невероятно трудной задачей создания на пустом месте научного центра с ускорителем, Мещерякову приходилось быть строгим, очень жестким руководителем, возможно, не всегда справедливым, были и обиженные. Им был недоволен и только что прибывший, бежавший с Запада Б.М.Понтекорво, поскольку Мещеряков не знал, как его использовать в качестве физика. Понтекорво тяготила обстановка строжайшей секретности, несвободы, в которой он оказался. А эту атмосферу организовал не Мещеряков, ее "спустили" сверху. Понтекорво написал заявление, что Мещеряков ведет себя как самодур. Короче, собрали все жалобы, вынесли Михаилу Григорьевичу выговор по партийной линии.

Когда я с ним познакомился лично, тоже заметил, что иногда он может быть очень ядовит, мог публично выразить свое отношение к не симпатичным ему людям. У него было замечательное правило собирать еженедельное директорское совещание, на котором ключевые сотрудники лаборатории отчитывались за сделанное. Это было очень важно, жалко, что сейчас эта традиция сохранилась только в отделе В.В.Коренькова, но не в масштабе лаборатории. А это был мощный двигатель… На этих собраниях Мещеряков мог над кем-то посмеяться, сделать острое замечание, но меня, к примеру, он никогда не высмеивал, поскольку поводов я не давал. Я считаю, что в общем-то он был справедливым человеком. Мы с ним в каком-то смысле подружились, он приглашал меня к себе, я частенько бывал в его коттедже. И дома, в присутствии посторонних, он продолжал играть, это была привычка так себя подавать. Он был очень начитан, использовал в разговоре цитаты, особенно из любимого им Омара Хайяма. У меня никак не получалось откалибровать спиральный измеритель. Ему наговорили, что я ни на что не способен. Он перестал меня к себе приглашать, но за это время подружились наши жены, так что с Михаилом Григорьевичем у меня связь была почти до самого конца.

***

Что бы вы пожелали молодежи, начинающей свой путь в науке?

- Молодежь не должна замыкаться на зарабатывании денег. Меня удручает такой процесс: я многих молодых ученых вывожу на научную стезю, они начинают заниматься вещами, полезными нашему Институту. Потом они обзаводятся семьями, зарплаты перестает хватать и они уходят в коммерческие фирмы. Это печально. Это один из вопросов, которые должны решаться кардинально, чтобы здесь наука не погасла. Среди молодых всегда попадаются настолько увлеченные наукой, что остаются на любых условиях. Раньше была возможность поехать за границу, сейчас она сократилась. К счастью, именно наша лаборатория в ЦЕРН остается персоной грата.

У меня есть несколько примеров, когда студенты, обреченные на отчисление за неуспеваемость, после того как я рассказывал интересную задачу и показывал, как ее можно решить, начинали увлеченно учиться и защищали диплом на отлично. В университете "Дубна" меня каждую весну приглашают прочитать мини-лекцию, и я рассказываю, чем занимаюсь. После этого два-три человека просятся ко мне на диплом, и с ними потом очень интересно работать. Не бывает людей совсем не способных. Важно найти то направление, которое их привлекает.

Что бы вы пожелали коллегам в год 60-летия лаборатории?

- Держаться, не бросать лабораторию. Она прошла в своем развитии много интересных периодов: всеобщего энтузиазма вначале, период 1990-х, когда была на грани гибели, как и весь Институт, когда не было денег даже на зарплату сотрудникам, не то что на аппаратуру. Тогда нас выручила ФРГ, позволившая, как участник Объединенного института, потратить, кажется, миллион марок из своего взноса напрямую на зарплаты сотрудникам ОИЯИ, что весьма поддержало Институт. Сейчас, когда в стране тоже непростое время, очень важен настрой дирекции и замечательный лозунг "Наука сближает народы". Я в него верю и до сих пор убеждаюсь, что это именно так. Мои связи с зарубежными коллегами, с которыми я когда-то работал, не прерываются. Впереди ответственный период запуска коллайдера NICA. У нас сейчас, к сожалению, нет той возможности, которая была в свое время у Мещерякова, когда он собирал лучших специалистов со всей страны, и не только физиков-теоретиков, но и инженеров, техников. Все вместе они смогли запустить циклотрон за два года: фантастическое дело! Мне очень нравится настрой научного руководителя лаборатории В.В.Коренькова и то, как новый директор ЛИТ С.В.Шматов хорошо адаптируется к обстановке. Я думаю, у нас получится и выжить, и двигаться дальше. Надо сохранять этот оптимистичный настрой.

Записала Ольга ТАРАНТИНА,
фото из архива Геннадия ОСОСКОВА

Видеозапись доступна по ссылке https://rutube.ru/channel/68115985/