Современные мемуары

Игорь Михайлович Василевский вспоминает

(Продолжение. Начало в № 32)

Ситуация с фокусирующим устройством пучков пи-мезонов

В начале 1954 года А.А.Тяпкина и меня секретарь пригласила в кабинет директора Гидротехнической лаборатории М.Г.Мещерякова. Он ознакомил нас с приказом, согласно которому Василевскому поручается фокусировка пи-мезонов, а Тяпкину - мю-мезонов. Я стал возражать, потому что у меня другое задание от А.А.Тяпкина - подготовить эксперимент по рассеянию отрицательных пи-мезонов на водороде. М.Г.Мещеряков вежливо попросил меня расписаться в том, что я ознакомлен с приказом. А.А.Тяпкин расписался в этом приказе без возражений. Для выполнения этой работы нам выделялся один год. Наши отчеты необходимо было представить в письменном виде. В завершение нашего визита М.Г. мне сказал: "Я не понял вашего возражения, ведь проводить эксперимент по рассеянию отрицательных пи-мезонов во много раз проще при большой интенсивности, чем при малой".

Когда мы вышли из кабинета директора, Тяпкин мне рассказал, что в Москве проходило закрытое совещание, на котором рассматривались перспективные планы научных исследований на ускорителе ГТЛ. Выступавшие на этом совещании Ландау и Померанчук отметили, что мало проводится исследований с заряженными пи-мезонами и совершенно забыты мю-мезоны. В ответ Мещеряков заявил, что интенсивности пи-мезонов и мю-мезонов очень малы и проводить с ними серьезные исследования затруднительно. В этот момент Тяпкин добавил, что эти частицы надо фокусировать. По поводу этого замечания И.В.Курчатов, который вел совещание, сказал: "Правильно, Алексей!".

1963 год. А.А.Тяпкин и Б.М.Понтекорво.

Для выполнения этой работы в помощь мне были выделены три девушки. Они только что прибыли в Дубну после окончания математического отделения Ленинградского университета. Я их попросил рассчитать траектории пи-мезонов при прохождении спадающего магнитного поля ускорителя после вылета их под разными углами из мишени для разных энергий. Имея эту информацию, я рассмотрел возможные варианты фокусирующих систем и выбрал электромагнит с полюсными наконечниками, имеющими клинообразную форму, с определенной неодноростью магнитного поля. Такая система позволяла осуществлять фокусировку заряженных частиц в горизонтальной и вертикальной плоскостях.

Через год я представил М.Г.Мещерякову отчет о проделанной работе. Он направил его на экспертизу В.С.Катышеву, который был начальником ускорителя ГТЛ и имел большое количество изобретений и рацпредложений. Он одобрил мой отчет.

М.Г. утвердил мой отчет и поручил мне согласовать в НИИЭФА технические условия на разработку фокусирующего устройства. Откровенно говоря, я был напуган свалившейся на меня работой, в которой ничего не понимал, и попросил Мещерякова, чтобы кто-то съездил со мной в Ленинград и ввел в курс дела.

На это мне было сказано, что для такого сопровождения нет свободных сотрудников.

В НИИЭФА руководитель группы по проектированию электромагнитов при согласовании техзадания на разработку фокусирующего устройства (ФУ) согласился со всеми пунктами, кроме одного, связанного с проектированием механизма перемещения ФУ. Он заявил, что в НИИЭФА никогда не проектировали механизма для перемещения электромагнитов. Я пытался ему объяснить, зачем нам это нужно, но в ответ звучало только нет и нет. Тогда я пошел к начальнику отдела по разработке и проектированию электромагнитов - та же отрицательная реакция! Пришел к заместителю директора НИИЭФА по научной работе И.Ф.Малышеву, но тоже безрезультатно.

Прошло три дня. Я растерялся, но был уверен в своей правоте. Мне стало известно, что И.Ф.Малышев направил телеграмму М.Г.Мещерякову с просьбой вмешаться. На следующий день меня вызвала секретарь И.Ф.Малышева и сказала, что по просьбе руководства она заказала телефонный разговор с М.Г.Мещеряковым и просила к ней зайти. Мещеряков, не здороваясь, сурово спросил: "Что у вас стряслось?" Я подробно рассказал ему о ситуации с механизмом перемещения. Отметил, что при использовании фокусирующего устройства при перестройке режима облучения, в случае перехода на другой коллиматор, необходимо иметь возможность точной установки положения ФУ. Для перемещения этого многотонного сооружения из одного рабочего положения в другое нужно использовать подъемный кран или специальный механизм, что гораздо удобнее. М.Г. полностью со мной согласился: "Я скажу Малышеву, что без включения этого пункта не смогу утвердить протокол технических условий на разработку ФУ. Когда я привез Мещерякову протокол для утверждения, он вместо приветствия поздравил меня с боевым крещением. Вскоре я получил премию.

Мне пришлось еще несколько раз съездить в НИИЭФА. Там наше ФУ создавалось на базе электромагнита СП-56 и получило название СП-56А.

В 1957 году СП-56А прибыл в Дубну. А.А.Тяпкин считал, что раз я принимал участие в разработке фокусирующего устройства для пи-мезонов, значит, наша группа будет иметь преимущества перед другими пользователями. Но В.П.Джелепов, который с 1956 года стал директором ЛЯП, думал иначе. Он вызвал меня в кабинет и сказал, что хочет поставить ФУ в четвертой лаборатории за коллиматором перед диффузионной камерой. Я возразил: при таком расположении ФУ фокусирующий эффект будет незначительным, и предложил выступить на семинаре с сообщением о том, что для энергии 300-400 МэВ ФУ позволит увеличить интенсивность в 350-400 раз. Джелепов воскликнул: "Какой там семинар! ФУ будет установлен за коллиматором - это приказ!". А.А.Тяпкин был возмущен таким решением. Он разговаривал с директором, но все было бесполезно... Мы так и остались с пучком пи-мезонов малой интенcивности.

Как я стал "невыездным"

После окончания Ленинградского университета в группу А.А.Тяпкина был принят на должность научного сотрудника Эмиль Илиеску из Румынии. Он прекрасно владел русским языком. Кроме родного языка он владел также английским и немецким. Мы были очень рады новому научному сотруднику, так как работы было очень много. Он сразу был включен в состав действующего персонала, проводящего исследования на экспериментальной установке ЛЯП. Во время ночных сеансов на ускорителе ЛЯП он много рассказывал нам о Румынии. Сам он из семьи крестьянина-винодела. Его родители старались дать ему хорошее образование и создать условия для изучения иностранных языков. Как-то он сказал, что когда советские войска вошли в Румынию, то его отец вылил в речку полторы тысячи литров румынской фруктовой водки, опасаясь пьяных советских солдат.

У нас с ним сложились, казалось бы, неплохие отношения. Через несколько месяцев после прихода к нам Э.Илиеску международный отдел ОИЯИ решил провести в Лаборатории ядерных проблем встречу советских сотрудников с иностранными специалистами на тему, как им работается вместе. Выступавшие иностранные специалисты очень высоко оценивали помощь со стороны советских коллег. Однако Э.Илиеску плохо отозвался в своем выступлении об обстановке в группе Тяпкина.

"Я не могу, - сказал он, - даже сравнивать теплые доброжелательные отношения, которые у меня были в Ленинграде, с обстановкой в Дубне". Неудивительно, что Илиеску вспоминал Ленинград, где иностранцы были в диковинку, а в Дубне часто выступали на семинарах физики из капиталистических стран. Например, в нашей комнате, где вместе со мной постоянно работали А.А.Тяпкин. Ю.Д.Прокошкин и В.В.Вишняков, побывал известный американский физик Вольфганг Панофски. Он высоко оценил работы А.А.Тяпкина и Ю.Д.Прокошкина по гамма-квантам, сфотографировал их новую экспериментальную установку. В Дубне же Э.Илиеску встретили не как "заморское чудо" - здесь он был обычным научным сотрудником. Есть разница?

Э.Илиеску продолжал нас разоблачать: "Даже когда я встречаю в городе своих коллег, то некоторые со мной здороваются сквозь зубы, а Тяпкин вообще не здоровается". Тут Тяпкин прервал выступающего и заявил: "Эмиль, мы все работаем в одной комнате, и когда через час после работы вы со мной здороваетесь, вы что, забыли, что мы уже виделись?.." Я же, по-видимому, относился к тем, кто здоровался "сквозь зубы", хотя мы целый день сидели в одной комнате.

Так все и началось... Казалось бы, он должен быть доволен, что принимает участие в исследованиях на уникальной экспериментальной установке, способной регистрировать одновременно три рассеяния. У нас был интересный проект измерений. В середине пятидесятых годов в США был получен большой объем данных по протон-протонному рассеянию при энергии 315 МэВ. Проведенный парциально-волновой анализ дал несколько наборов фаз. Для устранения полученной неоднозначности анализа было предложено провести измерение коэффициента спиновой корреляции в упругом протон-протонном рассеянии при этой энергии. Такой эксперимент проводился в Дубне с использованием годоскопической системы газоразрядных счетчиков с импульсным питанием.

Отношения у меня с Илиеску складывались не просто. Я всегда занимался общественной работой, в то время был членом комсомольского бюро ЛЯП. Я видел, что Илиеску раздражают мои телефонные разговоры, не связанные с основной работой. Я постарался свести их к минимуму, но совсем отказаться от них не мог. Отношения с В.В.Вишняковым у Э.Илиеску складывались хорошо.

Однажды ранним летним утром дворники особенно тщательно наводили порядок: Дубна готовилась к приеду Анастаса Ивановича Микояна, который был избран на пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР. Дубна действительно очень хорошо выглядела в солнечных лучах.

Площадка ЛЯП, 1963.

Наша группа готовилась к очередному эксперименту в экспериментальном зале ускорителя. Одновременно готовили аппаратуру и другие сотрудники, чье время на ускорителе было после нас. То есть персонала в экспериментальном зале было порядочно. С небольшим опозданием пришел Илиеску и сразу заявил: "Хорошо, чтобы в Дубну почаще приезжали всякие Микояны - она была бы чище". И хотя я зарекся связываться с Эмилем, но тут не выдержал: "Эмиль, вы прекрасно владеете русским, и говорить о руководителе нашего государства "всякие Микояны" - недостойно". Свидетели нашей перепалки меня поддержали, заметив, что некоторые иностранцы совсем потеряли чувство меры.

У Илиеску была очень красивая жена, она работала в ЛВТА в одной комнате с женой Владимира Ивановича Данилова. Он бывший фронтовик. По своему характеру излишне жестковат и склонен к формализму. Вот как это проявилось в истории с моим приемом в партию. В заявлении в партийное бюро ЛЯП я писал: "В связи с окончанием моего кандидатского стажа прошу рассмотреть вопрос о приеме меня в члены КПСС. Хочу быть в первых рядах строителей коммунизма". В.И.Данилов который был секретарем партийного бюро ЛЯП, заявил, что заявление необходимо дополнить: написать, что я готов пожертвовать жизнью за партию.

На это я возразил, что если обстановка потребует, готов и жизнь за партию положить, но в заявлении этого писать не буду. Он пробовал нажать на меня, но я уперся. Затянувшуюся дискуссию прервал Виталий Петрович Дмитриевский, который был научным руководителем ускорительщиков ЛЯП. Он сказал, что знает Василевского как перспективного сотрудника, ведущего большую общественную работу, и предложил принять меня в члены партии. В таком же духе выступил Николай Тимофеевич Грехов, заместитель директора ЛЯП. Он сказал, что в течение года каждую неделю Василевский проводил с сотрудниками отдела обслуживания политинформации, и готов подтвердить, что беседы проходят очень интересно и информатор отвечает на самые "коварные" вопросы.

(Продолжение следует)