Из истории ядерной физики

Битва за элементы

Глава 3. Медные трубы

Великих мужей рождают не матери, а Плутархи.

Станислав Ежи Лец

В фильме 1965 года "Они живут в Дубне" вице-директор ОИЯИ Иван Улегла назвал 104-й элемент одним из трех главных достижений Объединенного института.

Когда Георгий Николаевич говорил "не об этом надо думать", он знал, о чем говорит. Через три месяца после того как авторы 102-го оказались в центре внимания всей страны, испытание медными трубами приняли на себя первооткрыватели протонной радиоактивности. В.А.Карнаухов в "Книге о нас" вспоминает:

"22 августа 1963 года газета "Известия" опубликовала сообщение под названием "Открытие физиков Дубны"... Пришло приглашение из Центрального телевидения, еще на Шаболовке, выступить в прямом эфире. Нам выделили 10 минут эфирного времени. Передача была построена в жанре беседы с молодыми учеными. За выступление был выплачен скромный гонорар...

В Дубну, как осы на варенье, налетели журналисты. Научный обозреватель из АПН Елена Кнорре, поговорив со мной, написала дополнение к ядерной азбуке и разбросала по всей стране и за ее пределами.

Вслед за ней приехала Лида Графова из "Комсомольской правды", вымотала душу, пытаясь извлечь что-то сокровенное..." Молодому ученому временами становилось не по себе. Что значит "Как он представляет себе протон, в виде чего: воздушных шариков или бенгальских огней?" Физики, конечно, лирики, но не до такой же степени!

В столовую они опоздали, жена была в командировке, Виктор Александрович (в то время - Виталий) угощал журналистку у себя на кухне макаронами с сосисками. Несмотря на хлопоты, было приятно. О тебе читает вся страна...

Прочитал о себе и Виктор Александрович; очерк назывался "Трудная радость". Поиронизировал, конечно. Много лет спустя, когда писал свою "Книгу о нас", перечитал, задумался. А ведь главное Лида Графова ухватила. Наука действительно занимает все время ученого. Фраза "К вечеру в Дубне отчаянно пахнет хвоей" - зацепила. Надо же, подумал, а я этого не замечал...

Но главные испытания славой пришлись на первооткрывателей 104-го. Случайное открытие - это дар богов. Спонтанное деление, главное научное достижение Георгия Николаевича, было уже в прошлом, а он жил настоящим и смотрел в будущее. Он делил людей на хлебопашцев, охотников и рыболовов, и себя относил к охотникам. Он не мог ждать милостей от природы. И он поставил на 104-й элемент.

"23 августа 1964 года утренние газеты сообщили, что в Объединенном институте ядерных исследований открыт 104-й элемент таблицы Менделеева. Как потом стало известно, духовой оркестр заказан не был, а потому жители Дубны проснулись в то утро обычным порядком. Георгий Флеров и еще восемь авторов упомянутого открытия явились, как всегда, в лабораторию, надели синие халаты и приступили к очередным делам. Их сдержанно поздравляли коллеги, они сдержанно отвечали на поздравления.

Но хлынула пресса. Первой волной шли ТАСС и АПН. Получасовой разговор - сто пятьдесят строк живых подробностей. Потом пошли корреспонденты центральных газет и телевидения. Срок командировки два дня. За ними наступила очередь толстых журналов, представители которых заранее, по телефону, заказывали номера в гостинице на неделю. Флеров по опыту знал, что еще должен приехать маститый писатель "делать роман"…"

Так начинается очерк московского журналиста Валерия Аграновского "Взятие сто четвертого", написанный по горячим следам; он был опубликован в сборнике "Пути в незнаемое" за 1966 год, затем вышел отдельной брошюрой.

В постсоветском издании другой своей книги, о второй древнейшей профессии, Валерий Аграновский вспоминал о той командировке в Дубну, ставшей для него, корреспондента "Литературной газеты", большой журналистской удачей:

"...На очередь в кабинет к Флерову уже сидела дюжина корреспондентов. Я с ужасом наблюдал, как они входили - и через пять минут возвращались, с уже отпечатанным текстом, написанным научным обозревателем ТАСС..."

Ради нескольких строчек в газете? Аграновского это не устраивало! "Что делать, чем привлечь внимание, как выделиться из общей массы, остановить его взгляд на своей персоне?"

"Г.Флеров сидел за письменным столом и мило улыбался. Стопкой лежали тассовские тексты.

- Присядьте, - сказал Флеров. - Мне нравится ваша газета. Если вас интересуют подробности открытия, прошу! - И протянул "тассовку".

- Простите, а сколько человек в группе авторов? - сдавленным голосом спросил я.

- Там написано, - ласково ответил Флеров".

Что еще мог спросить журналист с высшим юридическим образованием и тройкой по физике в школьном аттестате?

- Георгий Николаевич! - Академик ободряюще улыбнулся. - Почему вы атом рисуете кружочком, а не ромбиком или запятой?

И показал на испещренную формулами доску за спиной академика. Тот выгнул бровь, обернулся, бросил взгляд на доску, перевел взгляд на журналиста, и снова ласково улыбнулся, не выходя из образа: "Так удобней, дитя мое".

- Но запятую рисовать легче!

- Вы думаете? - задумчиво сказал Флеров, нарисовал на листочке кружок, потом запятую, прищурился ленинским прищуром, сравнил, помолчал, подумал. - Пожалуй…

В его голосе уже не слышалось прежней снисходительности, и журналист вспомнил, что об ученых говорил Жюль Ренар.

- А что? - сказал наконец Флеров, покинул кресло и стал расхаживать по кабинету, как профессор на лекции перед студентам. - Помните, у Брюсова? "И может, эти электроны - миры, где пять материков..." Хотя... Аналогия с планетарной системой, пожалуй, не вполне корректна...

Интервью затягивалось, и журналист подумал, что он, пожалуй, на верном пути - теперь, когда повезло один раз, будет везти и дальше.

Флеров нажал кнопку вызова. Вошла секретарша.

- Попросите Оганесяна, Друина и Лобанова. - И добавил вдогонку: - И Перелыгина!

И вот все в сборе. Георгий Николаевич с хитрецой посмотрел на молодых сотрудников, перевел взгляд на журналиста.

- А ну-ка, повторите свой вопрос!

- Товарищи, почему вы атом рисуете кружочком, а не ромбиком, крестиком или параллелепипедом?

Товарищи удивленно переглянулись. Георгий Николаевич потирал руки... Он любил театр, тонко чувствовал драматургию и, как вспоминал режиссер Юрий Любимов, делился с ним мыслями о том, как ставить спектакли. А спектакль уже шел своим ходом: "Через десять минут они уже яростно спорили, забыв о моем существовании..."

- Что вы делаете сегодня вечером? - спросил вдруг Георгий Николаевич, и журналист просиял: его "взяли в разработку"!

Вечером он у академика в гостях; они расстаются только к полуночи, и журналист спешит в гостиницу, переполненный впечатлениями, чтобы тут же сесть за стол и запечатлеть на бумаге услышанное и увиденное... "...Потом я побывал в Лаборатории, излазил весь циклотрон, перезнакомился с девятью авторами открытия, задержался в Дубне на целый месяц и написал в итоге не информацию в газету и даже не статью, а документальную повесть".

Когда в разговоре с В.А.Карнауховым я упомянул эту повесть, Виктор Александрович с непередаваемой интонацией сказал: "Вы и это читали?" Но если простить журналисту огрехи, извинительные для человека далекого от науки, отбросить его неубедительные восторги, сомнительные объяснения в любви к химическому элементу, закрыть глаза на 5-летнего дубненца, предлагающего взрослому дяде "сыграть в радиоактивность", отбросить все эти лиризмы, размышлизмы, "носики-курносики" и прочую чепуху, то останется главное: коллективный портрет Лаборатории. И в первую очередь - авторов открытия:

"Тих, скромен, говорит мало и усыпляюще, думает глубоко, решает неожиданно и оригинально".

"Энергичен, даже темпераментен, быстр, эрудирован, хватает с полуслова, нередко переоценивает свои возможности, торопится вперед, забывает о последовательности и ошибается. Блестяще знает технику. Оголтело талантлив. Отзывчив и добр".

"Конкретен, сух, замкнут, слабо эрудирован, с хозяйственной жилкой, упрям и напорист, жаден к работе, ему можно доверить все".

"Фантазер, хвастун, великолепный организатор, изобретателен, смел. Работяга. Руки сделаны из золота, голова напичкана идеями. Исполнителен, трудолюбив".

"Умен. Дипломатичен. Блестяще знает предмет. Все понимает, все может, не все хочет".

"Предельно скромен, почти незаметен, но и незаменим. Нет достаточной широты знаний, но в своем деле вполне глубок. Работоспособен".

"Путаник, со странностями, тенденция уйти не туда, нуждается в постоянном подправлении. Эрудирован, усидчив, мечтателен".

"Широкая душа, замечательный товарищ. Несколько грубоват. Дотошен. Влюблен в дело, которым занимается, как в женщину".

"Терпеть не может горы, потому что они закрывают горизонт, а он любит как раз горизонт. Требователен. Возвращает на почву фактов, внутренний ОТК. Умен, работоспособен".

Видно, как Аграновский заметает следы. В этой "нарезке" из характеристик девяти авторов открытия: Г.Н.Флеров, В.А.Друин, Ю.В.Лобанов, Ю.Ц.Оганесян, В.И.Кузнецов, В.П.Перелыгин, К.А.Гаврилов, С.П.Третьякова, В.М.Плотко, - невозможно распознать Флерова, а Светлана Петровна замаскирована под мужчину. Зато Василий Максимович Плотко сразу и безошибочно узнаваем.

В.А.Друин, Ю.Ц.Оганесян, Г.Н.Флеров. Георгий Николаевич не был кабинетным ученым, он любил прогулки на свежем воздухе, во время которых можно поразмышлять вслух. Фото Юрия ТУМАНОВА.

Штрихи к портретам:

"Пришла Светлана, постояла в дверях, покраснела и ушла".

"Анатолий Плеве гипнотически влюбился в фокус америция, до бреда по ночам; говорят, в те дни ему пришлось с кем-то знакомиться, и, протянув руку, он сказал: "Америций, тьфу, простите, Анатолий!"

"Впрочем, все отлично знали, что Плотко - обыкновенный колдун. К нему могли прийти без всяких схем и чертежей и на пальцах объяснить, что вот это должно крутиться, это вертеться, а это - двигаться вверх и вниз. И уходили, сами толком не понимая, чего хотели от Плотко. А когда возвращались, с удивлением видели, что "это" крутится, "это" движется, а "это" - вертится! Через сутки замечали, что в уже работающей конструкции Плотко что-то менял. Зачем? "Так лучше". И действительно лучше! А еще через два дня он снова что-то менял. "Наконец, - говорил, - я понял, что вам нужно!"

...Десять лет спустя автор снова спешил в Дубну - на этот раз на открытие 106-го. В новое издание вошел и 105-й, и споры с Беркли о 104-м. Я наткнулся на эту книжку в букинистическом отделе "Эврики" и приобрел ее как библиографическую редкость для своей домашней библиотеки.

Александр РАСТОРГУЕВ