Из дальних странствий

В каждом уважающем себя и гордящемся своей историей научном центре обязательно есть свой чудак, порвавший все отношения с внешним миром. В исследовательском центре Юлих эту роль вот уже много лет исполняет "человек-лягушка". Я не помню, за что именно его так прозвали, но в своей первой нормальной жизни он был известным теоретиком, и до сих пор не гнушается написать пару-тройку замудрых формул и подискутировать на семинарах. Если верить местным легендам, то он уже несколько лет не выходил с территории центра. Где он ночует и чем питается - неизвестно. Я встречаюсь с ним вечерами у маленького общежития в корпусе конструкторов, куда меня обычно селят ввиду краткосрочности визитов. Сколько я его знаю, одет он всегда одинаково - в свитер с широким воротом и потертые джинсы, приезжает на одном и том же велосипеде c разбитым седлом и фанерным ящиком вместо багажника, с обвислыми усами Тараса Шевченко, взлохмаченный и приветливый. "Как дела?" - спрашивает он меня. Оставив велосипед у двери, неспешно обходит оба этажа, и снова уезжает куда-то в темноту.

Есть свой отшельник от науки и в Брукхейвенской лаборатории. В офисе у него стоит раскладушка, и большую часть жизни он проводит на работе, включая выходные и праздники. Говорят, что жена бросила его несколько лет назад, и с тех пор внешний мир перестал для него существовать. Но, возможно, эти события произошли и в обратном порядке. Но как бы там ни было, на плечах этого чудака до сих пор держится половина диагностики RHIC - одной из самых масштабных установок современности. Как-то раз, в солнечное февральское воскресенье, мы курили на причелке корпуса электронного охлаждения, наблюдали за семьей индюков, разгребающей остатки снега у корней деревьев, и рассуждали о перспективах развития поисковых систем, построенных на принципе ассоциаций. К нам присоединился и упомянутый лабораторный затворник (благо, как и всегда, он был на работе) и, с некоторым скепсисом послушав нас несколько минут, рассказал такую историю.

"Случилось это лет пятнадцать назад на берегу озера Мичиган, когда мы с женой вышли на пляж позагорать. Место было тихое и чистое, облюбованное, в основном, мамашами с маленькими детьми. Я лежал на своей подстилке лицом к озеру, и вдруг в поле моего зрения возник зеленый кузнечик. Некоторое время мы смотрели друг на друга: кузнечик, как кузнечик, - ничего особенного. И тут он прыгает и ударяется мне прямо в середину лба, причем, достаточно увесисто. Пока я пребывал в растерянности, на месте первого кузнечика возник новый и проделал тот же фокус: со всего маху ударил меня в лоб. Я вскочил на ноги и с удивлением обнаружил, что все отдыхающие, как и я, атакованы неизвестно откуда взявшимися кузнечиками. И напор зеленых бестий был настолько неудержимым, что люди были вынуждены собрать свои вещи и буквально бежать с пляжа.

И что вы думаете? - едва мы с женой вошли в свой дом, как со стороны Мичигана налетел шквальный ветер. Он перевернул несколько стоящих на улице автомашин, и у одного из домов даже сорвал крышу. Если бы в это время люди находились на берегу, большинство из них погибло бы. Вот и объясните мне этот случай с помощью ваших наук: хоть информатикой, хоть кибернетикой! Какими каналами, какими способами информация была передана и воспринята? Нет, только квантовая механика, с ее непредсказуемыми флуктуациями, может еще что-то сказать...".

Интересно, почему именно квантовая механика до сих пор, даже у физиков, связывается с чем-то логически труднообъяснимым? И это несмотря на то, что она незаметно разменяла столетие, если считать, что мир был обречен на встречу с ней уже на исходе века 19-го, когда Томпсон открыл электрон. Может быть, просто потому, что процесс ее рождения документирован лучше, чем у других наук, и рождалась она отчасти вопреки воле, а отчасти и вопреки непониманию собственных творцов? Так, Макс Планк в канун 1900 года, спасая мир от ультрафиолетовой катастрофы, робко предложил принцип квантования энергии - как сам он прокомментировал эту эпохальную гипотезу: "скорее всего, это не более чем математический трюк, который позволяет избежать трудностей при расчетах".

Однажды случилось и мне навестить Макса Планка, а точнее, институт его имени. Самолет прилетел во Франкфурт около шести вечера, электричка с пересадкой - и из здания вокзала славного города Гейдельберга, приюта развалин старинных замков, дворца для съездов нацистов и знаменитого зоопарка, я вышел, когда уже изрядно стемнело (а дело было в начале марта). В город я попал впервые, и, найдя на стене киоска с информацией для туристов его план, выписал на бумажку названия улиц по предполагаемому маршруту к институту. Поглядывая то на бумажку, то на таблички на домах, уверенно закутался в одеяло сеющей мороси. Через двадцать минут, за автозаправкой, обнаружилось начало дороги, ведущей в гору, а институт, как я заранее узнал в Интернете, находится на вершине холма.

И вот, представьте себе картинку: темнота, редкий дождь, серпантином вверх дорога. Сначала исчезли дома вокруг, потом автобусные остановки, а потом и тротуар. Кругом лес - кривые субтильные дубы и орешник, тьма из-за низкой облачности, и только время от времени мелькают незнамо куда летящие машины. Полчаса я упорно лезу вверх - никаких следов института, и вот на развилке выбредаю на указатель: в одну сторону пара названий, которых я в упор не помню на плане у вокзала, а в другую - синим по красному "лесные разбойники". Не знаю, поймете ли вы меня, но как сладко бывает потеряться где-нибудь в самом центре цивилизованного мира! Что-то есть в этом чувстве от детского испуга перед страшной маской, вдруг встреченной на новогоднем карнавале: и страшно, и хочется расплакаться, и одновременно понимаешь, что все это понарошку - все это лишь часть общего праздника.

Еще более острое ощущение праздника неожиданно затопило меня с месяц назад, когда к десяти вечера я наконец-таки, перемахнув для этого через пол-Земли, оказался в пультовой самого большого ускорителя - Тэватрона - с надеждой посмотреть, как охлаждаются антипротоны в накопительном кольце на постоянных магнитах под названием Ресайклер, или Утилизатор. Два дня перед этим мы, скрывая нетерпение, ожидали, когда, сначала, закончится проверка техники безопасности на всех установках комплекса, потом, когда на линейном ускорителе ликвидируют предсказуемо неожиданные технические проблемы, потом, когда накопят в аккумуляторе первую партию из 500 миллиардов антипротонов.

Середина ноября не самое холодное время в Чикаго, но пронзительный ветер вылизал Иллинойс, температура упала ниже нуля, и редкие сухие снежинки покатились по голой земле. Десяток человек вечерней смены разбились на группки: каждая у двух рядов дисплеев диагностики своей установки, - и отделились от всего мира и гулом оборудования, и ветром за тонкими стенами барака, и мигающими огоньками, похожими на гирлянды на новогодней елке. Мэгги, которой выпало до 12 ночи заведовать Ресайклером, тряхнув соломенной челкой, говорила: я готова, - и 100 миллиардов антипротонов отправлялись из аккумулятора через несколько каналов транспортировки и через несколько секунд оказывались в Ресайклере. А где-то, далеко от Чикаго, в штате Теннеси огромный детектор, упрятанный в шахту глубоко под землей, ловил потоки нейтрино, образующиеся в источнике антипротонов.

В прошлом году в университете города Упсала мне довелось побывать на лекции новоиспеченного нобелевского лауреата. Студенты сидели на ступеньках лестниц амфитеатра, стояли в проходах, толпа в коридоре просовывала головы в дверь. С камчатки переполненного зала докладчик казался розовощеким крепышом, и по ходу выступления с жутко серьезным названием "Асимптотическая свобода: от парадокса к парадигме" он позволил себе небольшую хохму: "Согласно второму закону Эйнштейна масса равна энергии, разделенной на квадрат скорости света. Почему это второй закон Эйнштейна? - когда я был в армии, сержант обучал нас трем законам Ома. Первый закон гласил, что напряжение равно току, умноженному на сопротивление. Согласно второму закону Ома, ток равен напряжению, деленному на сопротивление. И третий закон: сопротивление равно напряжению, деленному на ток". Не этой ли логикой американского сержанта движима, не подозревая об этом, и вся современная физика? Ведь кузнечик скачет, а куда - не видит...