(Окончание. Начало в NN 34, 36, 42, 2004 г., 3-4, 2005 г.)

Скоро сказка сказывается... В этом году я завершил свои "Записки островитянина. Письма, дневники, беседы" - так будет называться книга в окончательной редакции - решив отказаться от "Ретро-града" в названии, но не в контексте, и в аннотации к ней написал:

"Темы, казалось бы, далекие друг от друга, объединились в этой книге волей и судьбой автора - журналиста и редактора. Фрагменты истории его семьи, восходящие к началу ХХ века. Вехи строительства канала имени Москвы, у истоков которого, на берегу Волги, прошло его детство. Военные письма из семейных архивов. Эпизоды детства и юности, отфильтрованные в авторской памяти. Воспоминания об армейской службе. Беседы с деятелями кино. Рассказы о людях, ставших маяками в авторской судьбе. Это лирическая исповедь о времени и о себе, где поэтические строки соседствуют с документом".

Фрагменты книги, публиковавшиеся в вышеуказанных номерах, позволили читателям получить некоторое представление о жанре, который сейчас можно обозначить как мемуарно-эпистолярный с лирическими отступлениями и рассказами о встречах, происходивших на моем жизненном пути.

И каждый вечер, в час назначенный... Пусть не каждый, но достаточно часто мы собирались в нашем доме на Парковой, 5. Студия была для нас больше чем домом. Вспоминая об этом..., я возвращаюсь к образу маяка, свет которого всегда выводит на верный путь. Вообще, маяк - это один из моих литературных "пунктиков". То есть излюбленная метафора...

Однажды, еще в студийные времена, готовя к печати очередную газетную подборку под рубрикой "Поэзия юных", в которой иногда фигурировали в качестве авторов я и мои друзья, Светлана увидела в принесенной мною тетрадке новые инициалы, вписанные вместо перечеркнутых, и прямо-таки возмутилась: "Это что за "сопли"?!". Нас, мальчиков-студийцев, она хотела видеть всегда настоящими мужчинами, и постоянно внушала, что главное качество мужчины - это великодушие... Она неустанно и ненавязчиво воспитывала нас, и усвоенные нами правила хорошего тона, как говорится, очень пригодились в жизни. Например, в отношениях со знакомыми девушками.

Были у нас потом годы и годы совместной работы, взаимопонимание, доходящее до мистических глубин. Однажды вместе подбирали заголовок к официозному материалу, Светлана держит в руках блокнот с выписанными из разных газет "болванками", и в этот момент я произношу: "Высокий долг...". Она медленно и задумчиво поворачивает в мою сторону страницу, на которой остановился ее взгляд: "Высокий долг ученых"...

И все-таки факты - воздух ученых. И журналистов. Эзотерические материи... должны уступить здесь хотя бы одному примеру из нашей газетной жизни. А было это в 1983 году, и об этом я мало кому рассказывал. Материалы к 70-летию со дня рождения академика Георгия Николаевича Флерова мы планировали заранее, и Светлана предложила: "Молчанов, а почему бы тебе не написать об академике самому? Опиши только один его рабочий день и покажи, как много он в себя вмещает". Надо сказать, что таких прецедентов в газете еще не было - к подобным юбилеям готовились специальные статьи за высокими подписями в журнал УФН ("Успехи физических наук") и дублировались в газете. Но ГН был именно той фигурой, которая притягивала к себе журналистов, и, в отличие от некоторых других подобных фигур, достаточно закрытых, такое сотрудничество поощрял. Светлане это было очень хорошо известно, и она решила на этом сыграть, предложив идею самому академику. Идею до него довел Володя Кутнер, бывший в то время секретарем лабораторного партбюро, большим другом нашей редакции и, кроме всего прочего, моим земляком и тоже выпускником второй школы. Так что явно лицом заинтересованным и сочувствующим. ГН идею воспринял нормально, и в один из февральских дней я стал его тенью...

"Ну, что, как наш академик? - спросила меня Кабанова на следующее утро. - Когда завершился ваш рабочий день?" - "Около девяти вечера, - сказал я. - Больше оставаться было неудобно. Да и надоел я ему, наверное". - "Чтобы и дальше не надоел, садись и пиши!".

И я стал писать. И... написал то, что мы вместе окрестили "дневником табельщицы" - это был хронометраж рабочего дня с вкраплениями диалогов и перечнем встреч, совещаний и пр.

Кстати, в нашем жанровом определении были некие реалии той эпохи, несколько опережающие короткий период андроповского затягивания гаек: ГН решил упорядочить течение лабораторной жизни и повелел завести в вестибюле компостер и табельные карточки, которые сотрудники должны были пробивать, чтобы учитывать рабочее время. Как это часто бывало, он начал с себя и лихо пробивал любую бумажку, если ему не попадалась на глаза карточка учета времени. Нечто похожее придумали для него еще раньше начальники смены ускорителя на пульте управления. Зная его страсть руководить личным примером и опасаясь за параметры ускорителя, они соорудили для него на пульте специальную кнопку, которая ни на что не влияла. Они так и назвали ее - кнопка ГНа. Он приходил в пультовую, следил за показаниями приборов и начинал нажимать "свою кнопку". Потом победно оглядывал дежурных: "Ну вот, теперь хорошо"...

Итак, мы с редактором сели вместе и долго обсуждали, как выстроить этот материал... И было решено полностью переработать мой "хронометраж", усилив его публицистическое звучание. Чтобы, как говорилось встарь, словам было просторно, а мыслям тесно. Сказано - сделано. Окончательный вариант текста Флерову понравился с первого предъявления, что, как убедился я потом, работая с ним вместе в качестве соавтора над брошюрой "Эти вездесущие ионы", бывало далеко не часто. А точнее, никогда. Второго марта, в день юбилея академика и выхода эксклюзива в нашей газете и его сокращенного варианта - в "Комсомольской правде", мы со Светланой отметили наш общий успех.

Следы ее глубокой и вдумчивой правки сохранились на страницах многих моих черновиков. Не случайно вспомнил я именно о ней, когда начал читать последнюю Данинскую книгу - о Пастернаке. Ведь именно со Светланой обсуждал план интервью с Даниилом Семеновичем, так же как планы бесед с С.П.Капицей, Я.К.Головановым, некоторых очерков и интервью, включенных позже в книгу "Беседы о Дубне", вышедшую в свет в 2003 году и посвященную Учителю.

В то время она любила повторять: "Прежде чем что-то написать, надо это что-то сделать". И так появился в Дубне один из первых в стране молодежных дискуссионных клубов. Как сейчас помню заголовок в "Комсомолке" тех лет: "Голубое свечение "Нейтрино"". Да, это было наше дубненское кафе, которое стояло на месте нынешней привокзальной площади и в котором мы в молодости так любили собираться. Когда его снесли, какой-то местный острослов сказал: нейтрино в Дубне больше нет, проблему массы закрыли (шутка, понятная только физикам, имеющим в виду нейтральную частицу с ничтожно малой массой, которая стала одним из объектов исследований ученых ОИЯИ с легкой руки академика Бруно Понтекорво)...

* * *

Нарушая законы жанра (да и где он, собственно, здесь?), я вдоль и поперек пересекаю, разрываю место и время, не останавливаясь надолго ни на одном из персонажей, не разворачивая пунктирные сюжеты. Незыблемы лишь факты и документы, которые лежат в их основе. Сюжетная спираль то и дело слабеет, как пружина в старом патефоне "Орион", который вместе с ламповым приемником того же бренда отец привез из Венгрии после войны. Кажется, это была австрийская фирма...

... Игла, скользящая по пластинке спиралеобразно, извлекла все звуки со звуковой дорожки - саунд-трека, как теперь говорят, и издает характерное шипение на центральном "немом" круге. Песня вся, песня вся, песня кончилася! Но, как ни странно, я не испытываю облегчение. Скорее, сожалею и грущу, прощаясь с дорогими мне людьми, живущими теперь и в этой книге.

...Августовская ночь стала прохладной, мы с женой и несколькими близкими друзьями сидели за столиком летнего кафе у набережной Волги, пиджаки мужчин перекочевали на плечи дам, мы слега выпивали и говорили. И я не переставал думать о том, что вот уже полвека живу в этом городе, и за внешней монотонностью нашего островного бытия есть немало того, что достойно быть занесенным в скрижали материковой истории. "Ни былин, ни эпосов, ни эпопей", как говорил поэт, но мы продолжаем не останавливаясь пить "из реки по имени факт", и стремимся оставить детям и внукам память о том, что происходило с нами и вокруг нас...