В 1956 году Зоя Алексеевна и Юрий Михайлович Поповы приехали в Дубну. Юрий Михайлович стал главным инженером ЛЯР, потом заместителем директора ЛВЭ. Зоя Алексеевна пришла работать в библиотеку. В табели о рангах они занимали разные должности, но в работе супругов Поповых всегда объединяло бережное, внимательное отношение к людям.

Все остается людям
Когда З.А.Попова уходила на пенсию из Научно-технической библиотеки ОИЯИ, ее заведующая А.И.Пасюк так сказала: "За 22 года, что Зоя Алексеевна у нас проработала, она никому слова плохого не сказала, никого не обидела, к читателям всегда была доброжелательна". А ведь так их, семерых детей, воспитала мама - в доброте и отзывчивости.

Наверное, поэтому же уже тридцать лет Зоя Алексеевна работает в городском Совете ветеранов - стремится чем-то помочь каждому, не жалея собственного времени, здоровья, сил. "Жила в Дубне Т.В.Терехова, единственная женщина - кавалер ордена Отечественной войны I степени. Когда она уже тяжело болела, очень просила меня похлопотать, чтобы похоронили ее на старом кладбище. Мне удалось получить такое разрешение - она была очень довольна, перестала переживать".

Совет ветеранов, имея такой "мотор", как Зоя Алексеевна, организует для дубненских ветеранов войны и труда встречи, чаепития, одним словом, - маленькие праздники в непраздничных буднях. Так, в прошлом году было организовано десять встреч, в том числе отметили 60-летие прорыва блокады Ленинграда и дубненские блокадники. Отметили, благодаря усилиям Зои Алексеевны, нашедшей спонсоров, потому что у городского управления социальной защиты денег не оказалось.

"Первый раз в Дубне была такая встреча. Накрыли стол, была музыка, люди многое вспоминали - вспоминают, а сами плачут... Спасибо Центру космической связи и Институту физико-технических проблем, что помогли эту встречу организовать... Собирали мы участников войны, организовали чаепитие для вдов, 25 марта пригласили на праздник пенсионеров - ветеранов труда, уже не работающих в ОИЯИ, - они были очень довольны, а то, получается, люди ушли на пенсию и все про них забыли. Спасибо дирекции ОИЯИ за заботу и внимание. Каждый год 9 мая мы собираем колонну ветеранов войны до Братских могил. Проводим беседы в школах города - мы с Юрием Михайловичем, Петр Степанович Исаев, Иван Сергеевич Магин, Борис Николаевич Демин, Матвей Рафаилович и Ираида Сергеевна Шалаевские.

На годовщину Орловско-Курской битвы впервые встретились дубненские участники этого исторического сражения. В этом году мы тоже уже провели четыре встречи - для участников войны, женщин-тружениц тыла, вручили в торжественной обстановке медаль "60 лет победы в Великой Отечественной войне" - наши ветераны и попели, и поплясали. А ведь эту медаль хотели разносить по домам - получил, расписался и весь праздник! Совет отмечает юбилеи наших ветеранов войны и труда - поздравительные открытки от главы города и коробки конфет разношу по домам сама, часто приходится пешком подниматься на пятый этаж, а ноги уже не ходят. Надо, наверное, прекращать эту работу, хотя я без нее скисну".

Зоя Алексеевна
Навсегда остались в памяти Зои Алексеевны и Юрия Михайловича годы войны. Смятение первых месяцев отступления, горечь потерь, неуменьшающееся желание отстоять Родину. Прошло 60 лет, но помнятся не только боевые эпизоды, но и фамилии, даты, номера частей.

Вспоминает Зоя Алексеевна: "Я очень благодарна школе и моим учителям, которые воспитали нас в духе патриотизма, добросовестного отношения к любому делу, к общественной работе. Это стало залогом успеха всей моей жизни, помогало и во время войны. Еще в 7-м классе я училась стрелять на курсах ворошиловских стрелков, сдавала нормы ГТО, училась делать перевязки, ползать по-пластунски. Мне очень хотелось в летчицы, писала заявления в аэроклубы - не принимали. Тогда решила: если не удается летать на самолетах, буду их строить - и подала заявление в МАТИ. Меня приняли без экзамена, но поучиться удалось не долго: началась война, и весь наш институт вскоре эвакуировали в Новосибирск. Жилось в эвакуации трудно, в день выдавали по 200-300 граммов хлеба. И все мы рвались на фронт. Я поступила в кружок радистов. После его окончания подала заявление в военкомат. Но и этих знаний оказалось недостаточно, и меня направили учиться в Красноярск, куда эвакуировалась Харьковская школа младших авиационных специалистов. Так я стала укладчицей парашютов.

Целый эшелон выпускниц этой школы, отправили в Горький. Это было уже в декабре 42-го. А ехали мы до него две недели, в "теплушках", но зато с песнями. Мы заранее договорились: как поезд трогается от станции - запеваем "Прощай, любимый город…". А на станциях женщины плакали, глядя на "девичий" эшелон. Доехали мы до станции Сейма под Горьким, где разместился 171-й Тульский Краснознаменный истребительный авиационный полк. Летный состав переучивался с истребителя Як-4 на истребитель Ла-5 в течение четырех месяцев. В начале мая учеба закончилась, и летчики прямо на боевых машинах, а технический состав - грузовым "Дугласом" отправились на Брянский фронт.

Знойным летом шли очень жаркие бои - летчики возвращались с вылетов буквально мокрые. У меня сохранились записи - 13 июля 43-го года летчики нашего полка уничтожили в воздушных боях 31 самолет противника. А вообще за 6714 боевых вылетов они сбили 227 самолетов, уничтожили 47 самолетов на земле, 327 автомобиля, 107 вагонов. В полку было шесть летчиков - Героев Советского Союза, два - дважды Героя. Наш полк был очень дружный, как одна большая семья. В том числе и двенадцать девушек из технического состава - мотористов, прибористов, оружейниц, укладчиц парашюта. Парашют огромный, стропы тяжелые, по инструкции полагалось его обязательно просушить, проветрить, а потом уже уложить. Я всегда старалась действовать по инструкции, ведь от меня зависела жизнь летчика - и все мои парашюты раскрылись.

Битва за Москву. Вова Воробьев, 8-л класс, лицей №6.
Началось наступление, мы освободили Орел, Брянск, Мценск, потом Ригу. Недавно я побывала в Орле на праздновании 60-летия со дня его освобождения. Нас встречали очень тепло, как самых дорогих гостей. Конечно, город сейчас не узнать: когда мы его освобождали, он был практически весь разрушен. Помню, на улице Московской - ни одного целого дома, осталась одна табличка с названием. Сегодня такая красота - весь город отстроен, и я увидела настоящую улицу Московскую. Даже расплакалась: какие у нас люди, как бы тяжело ни было, так работали, и всё на одном энтузиазме, никто тогда ни о каких премиях, вообще о деньгах не думал.

Когда объявили, что кончилась война, нас такая радость охватила, все кругом стреляли, кричали! Наших девушек сразу отпустили домой, а меня задержали... из-за красивого почерка. И еще до сентября я писала историю полка - специальными чернилами, в двух экземплярах. Кстати, свой экземпляр я увидела относительно недавно в музее в Пскове, увидела и слезы навернулись.

Я вступила в партию в феврале 1944 года. После войны в Ригу приехали из ЦК КПСС и предложили, а, фактически, для меня это был приказ, работать в ЦК Компартии Латвии. Я работала в особом секторе, заведовала протокольной частью, присутствовала на всех заседаниях Центрального комитета. Как-то в ЦК пришел Юрий Михайлович утрясти вопросы по работе рыбной промышленности. Мы узнали друг друга - служили-то в одной дивизии, а он, оказывается, меня запомнил еще и по выступлениям самодеятельности. Он стал провожать меня домой после работы - я часто уходила далеко за полночь. Это было совсем небезопасно в те годы - в Латвии активно действовали "лесные братья"".

Супруги Поповы живут в мире и согласии уже 56 лет, вырастили детей, подрастают внуки. По мнению Юрия Михайловича, вклад Зои Алексеевны в поддержание их семейного счастья составляет 80 процентов и только 20 - его.

Юрий Михайлович
Сам Юрий Михайлович из казачьего рода. Его дед строил железную дорогу до Коканда, отец стал специалистом по хлопку, директором хлопко-очистительного завода в Фергане. В 1937 году он, работая заместителем управляющего треста "Узбекхлопок", по оговору был арестован. Но через полтора года его оправдали и выпустили на свободу. В 38-м Юрий окончил школу и поступил в Ленинградский университет. Тогда студентов в армию не призывали, но был объявлен специальный набор среди комсомольцев - "100 тысяч летчиков!".

"В авиацию мне хотелось всегда, в школе я закончил аэроклуб, имел значок за два прыжка с парашютом с вышки. Этот значок ценился гораздо выше остальных - ГТО, "Ворошиловский стрелок", "Готов к химической обороне", мы ходили в школе как герои. Но медкомиссию я не прошел по зрению. Зато в техническую школу авиаспециалистов записаться мне разрешили. Начал учиться на моториста, образование у всех было среднее, но когда спрашивали: "Что закончил?" - мы, студенты, проучившиеся всего 5 дней, гордо отвечали: "Первый курс университета!".

В апреле 1940 года нам выдали белые маскхалаты и белые лыжи, погрузили в вагоны и повезли. Но где-то на полпути поезд остановился, нас построили и зачитали приказ, который мы встретили криками радости, - с Финляндией заключен мир! В той страшной войне мы, к счастью, не успели поучаствовать. После нее, кстати, в армии вспомнили суворовское "Тяжело в ученье - легко в бою". Нас начали гонять: стрельбы, марш-броски по 15 километров с полной выкладкой, каждое воскресенье объявлялась учебная боевая тревога. Нас экзаменовали на знание матчасти - проверяли, как отлажено вооружение в самолете, ведь при плохой синхронизации пулеметов можно прострелить собственный винт, и самолет выйдет из строя. Я эту операцию так хорошо освоил, что мне поручили проверять синхронизацию и на других самолетах.

Мы стояли в западной Белоруссии, недалеко от границы, из соображений секретности наш боевой полк назывался стационарными мастерскими, а мы - курсантами. Я проводил политзанятия, и в апреле 41-го мне дали тему - высокий уровень боеспособности немцев. Доклад построил на таких примерах, что Германия захватила Францию за 44 дня, Грецию - за месяц, Югославию - за две недели, Польшу - за 8 дней, Данию - за день... А 16 апреля у нас в гарнизоне вдруг переполох: забегал командный состав, собрали радистов, нам ничего не говорят. Оказалось, в течение трех часов весь эфир был буквально забит незнакомой морзянкой, а потом все так же неожиданно прекратилось. А у нас тогда даже не на всех самолетах были радиостанции. Как я позже узнал, это была генеральная репетиция проверки связи немецких частей, готовящихся к наступлению.

21 июня я заступил в дежурство по эскадрилье. Весь летный и технический состав уехал на спортивный праздник в Лиду, аж за 110 км. Более того, накануне мы получили приказ слить горючее, снять вооружение с самолетов и подготовить их к отправке, вроде бы, должны были получить новые самолеты. Ночью я, не раздеваясь, прилег, и вдруг в 3 часа слышу взрывы. Учебные тревоги у нас бывали каждое воскресенье, но днем. Выскакиваю на улицу - горят наши самолеты на земле, а над головой летают самолеты с желтыми консолями, в темноте крестов не было видно. Только я отбежал от казарм, и тут же их разбомбили. Собрались мы, 21 человек, оставшиеся в живых из 69, и двинулись в лес...".

Отступать-то отступали, но не без боев. 28 июня красноармейцев из разных частей собрал капитан-артиллерист. Уцелело и несколько пушек. От немцев, которые совсем не ожидали отпора, советских бойцов отделяла неширокая Березина. Бой был сильным. Так с боями отступали все лето. Осталось их 11 человек младшего технического состава.

"...Из окружения в районе Могилева человек 120 вышли с оружием. Особисты тут же кинулись допрашивать нас: как так, с оружием, с нашивками на форме - и вышли из окружения? Да немцы шли по дорогам, а мы - через лес и без единого выстрела. А для них придумали ответ: возглавлял колонну лейтенант, посередине шел политрук, а замыкал - капитан. Не придерешься.

Были "самострельщики", с ними разбирались быстро. Врач фиксировал ожог вокруг раны, за 15 минут составлялся протокол - и расстрел перед строем. Дважды я такое видел, потом сутки есть не мог - все-таки, это же были товарищи.

Так дошли мы до местечка Локоть, где размещался штаб 13-й армии. Там составили списки, разобрались по родам войск, и нас приписали к штабу ВВС 13-й армии. До войны авиация была прикреплена к пехоте или артиллерии, только в 42-м году начали создавать воздушные и танковые армии. В октябре немцы прорвались к Орлу, мы отступили к станции Касторное, в пешем строю, грязь по колено - черноземы. Только отошли - немцы разбомбили станцию. Я мог сгореть еще раньше, в Белоруссии, но судьба хранила меня, хотя я ничего не предпринимал, чтобы избежать ее ударов.

...В декабре 41-го взяли мы Ливны. В нашем сборном лыжном батальоне были летчики, танкисты, писари, даже трубач, я с ним подружился. Заходим в разбитую - только стены остались - часовню, а там наша пехота и пленные немцы. Вдруг один пехотинец достает нож и немца по горлу - как барана зарезал! Я сполз на снег и... не помню, сколько так просидел.

...Когда я остался без самолета, меня, старшего сержанта, назначили на командирскую должность - начальником пункта сбора донесений. Я обрабатывал сведения, поступавшие из всех полков армии. Меня избрали секретарем комсомольской организации штаба ВВС 113-й армии, а вскоре предложили поехать учиться в Харьковское военное авиационное училище, эвакуированное в Сталинабад. В Сталинабад надо было ехать через Ташкент, а там оставалась мать. Я, хоть и не сразу (решил сначала, что меня проверяют на прочность), но согласился.

Оттуда я уже попал на Курскую дугу, мы готовили самолеты к боевым вылетам, находясь в тылу. И вдруг меня опять отправляют в училище в Сталинабад. Мне очень не хотелось уезжать. После учебы нас распределяли по всем фронтам, начиная с Первого Прибалтийского и кончая Вторым Дальневосточным. Мне же достался запасной полк Приволжского военного округа. Я стал командиром роты воздушных стрелков-радистов. Они, фактически, были смертниками, а потому вытворяли, что хотели, зная, что в штрафную роту их все равно не пошлют. В роте был один испанец - из детей, вывезенных из Испании во время гражданской войны. А меня поставили к ним навести порядок. Ну, я поговорил с ребятами по душам, и когда мы с песней пошли в столовую, мимо штаба, - штабные высыпали на улицу: рота стрелков первый раз шла по улице с песней!

Я вернулся на фронт, в 315-ю истребительную Рижскую авиационную дивизию. Мы освобождали Прибалтику от тех немецких армий, которые держали блокаду Ленинграда, и на каждой бомбе писали "За Ленинград!". Потом освободили Ригу. Весна 44-го, распутица, низкая облачность - полетов нет. Летный состав играет в карты, бренчит на гитаре, уйти из расположения части нельзя - дисциплина у нас была железная. Рядом располагался медсанбат, начальник которого, полковник медицинской службы была очень строга. И вот кто-то предложил: "Давайте сыграем свадьбу!" Старший техник эскадрильи Ринат Ишмеев встречался с медсестрой Валей, их и решили поженить. Купили на соседнем хуторе полтуши свиньи и с трудом взвалили ее на телегу. Пришли к полковнице - пуговицы начищены, отрапортовали, как положено, и... поднялся переполох. Она сказала: "Если ваш командир разрешит, то я не возражаю". Наш командир был душевный человек, понял ситуацию. Но невесте нужно белое платье, и я нашел списанный белый шелковый парашют, принес девчонкам, так они не только платье, а еще и скатертей нашили. Свадьбу сыграли! А через день вызывает меня комполка - бери быстро машину и вези их в Ригу в загс. Они расписались, все в порядке. А меня потом начала совесть мучить, вдруг, мы девчонке судьбу сломали? И представляете, десять лет прошло после войны, я бегал по Риге, утрясал дела, собираясь уезжать, и вдруг встретил Рината! А с ним рядом дама в шляпе и девочка. Я и не узнал Валю, все у них сложилось хорошо, живут душа в душу.

В 3 часа ночи 8 мая, когда объявили о капитуляции Германии, мы смотрели друг на друга и не верили, что война кончилась, и не понимали, что же теперь делать будем...".

А самым большим праздником в жизни Юрия Михайловича остались День Победы и день полета Юрия Гагарина в космос.

Записала Ольга Тарантина