Наукограды России
Научная диаспора: проблемы и решения
Новый статус городов науки был введен пару лет назад. Теперь уже им обладают четыре муниципальных образования. Но статус - это не решение проблемы, это лишь признание на правительственном уровне концепции выживания и дальнейшего развития наукоградов. Проблемы таких городов остаются общими как в Сибири, так и в Подмосковье. Наверное, именно поэтому доклад Директора ИТЭБ РАН член-корреспондента РАН Г.Р.Иваницкого вызвал такой интерес и по просьбе участников был дочитан до конца, не смотря на регламент.
Пущинский научный центр состоит из десяти научно-исследовательских институтов, входящих в состав Российской академии наук. В своем составе он также имеет с 1991 года Пущинский Госуниверситет. Спектр фундаментальных и прикладных исследований широк, но сосредоточен, в основном, в области физико-химической биологии, специалисты которой весьма востребованы во всем мире.
За период с 1987 по 2002 год из Пущино уехало свыше 500 наиболее перспективных и активных научных сотрудников. Многие из них сегодня занимают в зарубежных университетах и фирмах высокие должности. Свыше 200 сотрудников ушли из науки в коммерческие фирмы. Последствия "утечки мозгов" трудно подсчитать в рублях, но счет идет на миллиарды. Это ведет к ослаблению научного потенциала страны, распаду научных школ, свертыванию фундаментальных исследований [1]. Из-за отсутствия жилья приток молодых не восполняет потерь от миграции. Города науки в силу малочисленности населения весьма чувствительны к внешним социальным условиям.
По нашему мнению "смерть" малых городов, как научных центров, в нынешних условиях вполне реальна [2]. Мониторинг за изменением возрастного состава в институтах Пущина и исследование механизмов, влияющих на возрастной состав, проводится нами в течение 25 лет. Будет приведена кинетика изменения возрастного состава научных сотрудников по годам и причины, определяющие такую кинетику. Кроме того, будет представлена специальная программа, в рамках которой есть раздел "Плюс диаспора" и план ее реализации.
Я по своей генетической природе отношусь к прагматикам, поэтому для меня диаспора не объект исследования, а средство в решении конкретных задач. И здесь не надо питать иллюзий, потому что роль диаспоры - это всего лишь фрагмент в очень большой проблеме. Главный вопрос в этой проблеме: куда пойдет Россия, и как будет развиваться у нас наука? Будет ли это государство, которое занимается в основном сырьем и сопутствующей добывающей промышленности науки или это будет страна, которая дальше пойдет по пути развития разнообразных наукоемких технологий? Продажа сырья - это тоже нормальный путь развития. Есть государства, которые хорошо живут, занимаясь только распродажей сырьевых ресурсов.
За свою жизнь мне пришлось трижды проходить путь от идеи до наукоемкого продукта, и каждый раз не благодаря государству, а вопреки. Наверное, многие из старшего поколения помнят жуткие баталии в прессе, по поводу "голубой крови", когда эту работу попытались закрыть. Меня в свое время в советский период исключили из партии, сняли со всех постов, доказывая, что мы занимаемся не делом [3]. Могу сказать, что эту работу мы, тем не менее, довели до логического конца - создания наукоемкого продукта - газотранспортного перфторуглеродного кровезаменителя перфторан [4], впрочем, как и все предыдущие. К примеру, замечу, что американская наука (будем считать, что это самый высший уровень науки на сегодняшний день) не имеет газотранспортных кровезаменителей. После трагедии 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке, правительство США пришло к выводу, что необходимо форсировать работы по созданию синтетических газотранспортных кровезаменителей. Однако США пока не имеет таких кровезаменителей, а мы имеем. Хотя несколько сотрудников из России, в том числе и из нашего института, были приглашены фирмой Alliance Pharmaceutical и работают там, в Силиконовой долине, в Сан-Диего, тем не менее, американский препарат пока не получается. Я думаю, что ничего здесь странного нет, просто в любой области определенные страны, относясь серьезно к работе, могут получить существенные достижения и опередить зарубежных партнеров.
Однако обидно, что сейчас толковые люди уезжают из России в Америку и другие страны. Решить эту проблему очень просто. Измените потенциал, сделайте зарплаты научных сотрудников здесь в 1,5-2 раза больше, чем в Америке, и все будет происходить наоборот, к нам поедут. Но поскольку наша экономика в данный момент не позволяет это сделать, то возникают проблемы, связанные с тем, что от нас уезжают люди, толковые и энергичные.
Причем статистика - это наука глупая и как всегда несет в себе мало правды. Когда говорят, что уехало из России 60 тысяч, 20 тысяч или 10 тысяч, то это никакой роли не играет. Важно другое, достаточно уехать одному человеку, как целое научное направление может исчезнуть. Научные сотрудники - штучный "товар" и к ним должно быть дифференцированное и бережное отношение.
Если говорить о проблеме диаспоры, то это проблема имеет свои особенности на разных уровнях. При комплексном подходе можно выделить пять уровней, где решения проблемы будут отличаться.
Если мы берем геополитический уровень, то чем больше уезжает, тем лучше. Без единого выстрела русская культура распространилась по всему миру. Почти во всех странах есть русские общины. Вчера об этом уже говорилось. Например, на приведенной ниже карте отмечены страны, в которых сегодня работают сотрудники нашего института.
Рис. Карта уехавших сотрудников
Теперь о государственном уровне. Для решения любой научной проблемы и создания наукоемкой технологии необходима концентрация достаточно толковых людей, потому что все научные решения связаны с кооперативным эффектом. В связи с "утечкой умов" происходит разжижение научных коллективов. Для страны, выбравшей путь создания наукоемких технологий, - это катастрофа. Понимает это правительство или не понимает, пока сказать сложно. На словах вроде бы понятие есть, а фактически пока делается очень мало.
Теперь региональный уровень, скажем, уровень Московской области. Нам в каком-то смысле повезло, а в каком-то нет. 28 научных центров - это обуза, если бы регион финансировал их только из своего бюджета.
Наконец, есть еще и муниципальный уровень, и уровень отдельного учреждения. И на каждом из этих уровней встают свои проблемы и свои решения. К ним я еще вернусь в конце доклада.
Сейчас я буду говорить только об одном Научном центре - о Пущинском центре биологических исследований и на его примере хочу показать, как мы пытаемся решать проблему, связанную с утечкой умов и диаспорой.
Вообще, если говорить о научных центрах Московской области, то старшие поколения помнят, как они создавались. В 50-х годах, в период холодной войны, встала вполне тактически важная задача: вывести научный потенциал из Москвы. Вывели и образовали их, в том числе и наш биологический центр, и Троицк, и Протвино и т.д., рассредоточив научный потенциал по Московской области. Я в 39 лет стал директором центра и задал тогда вопрос в ЦК КПСС: а что будет с центрами через 25 лет? Ведь они все постареют и синхронно умрут. Мне сказали: не ломай голову над этим, решай научные задачи, через 25 лет мы вам поможем. Теперь и ЦК КПСС нет, и инструкторов нет, и спросить не с кого, а ситуация осталась. Вот мы имеем сейчас новые и весьма сложные граничные условия, в которых приходиться выживать наукоградам.
Еще в 1979 г. мы пытались сделать прогноз, что будет с Пущинским научным центром через 10-15 лет в демографическом плане. Задача, с точки зрения математики, примитивная.
Вставка рис. 7.1
Вообще, это школьная задачка. По двум трубам вливается, это приезд и рождение, по двум другим - выливается - это отъезд или смерть. Ответить нужно на простой вопрос: сколько будет на определенный момент времени людей определенного возраста на этой территории? Так вот оказывается, что здесь возможно несколько сценариев. Если взять гистограмму распределения и по одной оси отложить возраст населения наукограда, по другой - количество его жителей на определенный момент, то получим следующий график. Надо сказать, что все молодые города, которые формировались в Московской области, формировались из человеческой популяции с разбросом по возрастам в 5-7 лет. Пожилые научные сотрудники (академики), которым было тогда по 60-70 лет, составляли ничтожный процент. Их были единицы. Остальные - это выпускники Физтеха, МГУ и других ВУЗов - были в возрасте 25-30 лет. Они как пионеры приехали на определенное место, и дальше началась любопытная демографическая динамика.
Вставка рис. 7.2
Все одновременно начали стариться, поскольку были синхронной популяцией. И образовались вот такие волновые демографические процессы.
Вставка рис. 7.3
Здесь оси Х отложен возраст жителей, по оси Z - время развития города, а оси Y - количество жителей. Мы рассмотрели эти три сценария, и пришли к выводу, что научные центры без протока погибнут.
Еще одно замечание. Если рассматривать кривые рождаемости и смертности, то здесь есть особая точка. Это когда на территории сравняется рождаемость со смертностью, и дальше эти кривые будут разбегаться соответственно вверх-вниз.
(рис. 7.8)
Когда мы сравнили прогноз и реальность в 1985 году, то все совпадало до единички, до одного человека. Мы тогда составили прогноз до 2020 года. Однако в дальнейшем оказалось, что по нашим расчетам эта особая точка должна приходиться на 2010 г., а реально пересечение произошло в раньше 1990 года, т.е. более чем на 20 лет раньше. Вот тут начинается вопрос диаспоры. За счет массового отъезда научных сотрудников за рубеж потоки приезда и отъезда поменяли знак. Отъезжающих стало больше, чем приезжающих.
Уехала большая генерация молодых людей, и их отъезд был спровоцирован одиозной политикой на государственном уровне. Потому что первые гайдаровские реформы начала 90-ых годов сделали нищими всех научных сотрудников, естественно, все активные уехали. Потом вторая ошибка - дефолт 1998 года с уничтожением всех сбережений. А дальше начался автокаталитический процесс, потому что есть наши ребята за рубежом, есть интернет, новые сотрудники института связываются с ними, а те им говорят: "У нас есть еще места, есть грант с приличной зарплатой, приезжайте". А далее уже в диаспоре развивается своя динамика - рождаются дети. Эти дети уже англоязычные, они уже жители другой культуры. Даже при всем патриотизме, при прекрасном отношении к alma mater приезд диаспоры обратно становится проблемой. Те, кто уехал 10-15 лет назад, в Россию уже никогда не вернется. Они будут приезжать с удовольствием, мы с ними будет проводить прекрасно время, но как жители нашего региона они для нас фактически потеряны.
Возникает вопрос: что же в этих условиях делать? Во-первых, не нужно наивно предполагать, что диаспора может помочь российской науке финансово. Больше того, возникает обратная ситуация. Я сталкивался с такими высказываниями от некоторых представителей нашей диаспоры: "Мы тут узнали, что будет конференция по поводу диаспоры, мы крайне заинтересованы, нам нужны толковые студенты из России, мы их с удовольствием возьмем". Это продолжение автокаталитического процесса, который появился в 90-ых годах. В результате в нашем институте, Институте теоретической и экспериментальной биофизики РАН, мы имеем следующее распределение научных сотрудников по возрастам.
(рис. 7.9)
Происходит старение, основной возраст научных сотрудников уже от 45 до 75 лет.
В 1990 году был создан Пущинский государственный университет и в результате появился небольшой пик: это молодые сотрудники. Но с ними возникает проблема. И, надо сказать, для ее решения нам от нашего государства надо очень мало. Что от государства нужно? Система протока двухэтапная: от нас уезжают на Запад, а к нам едут из СНГ. Поэтому надо решить вопрос прописки. Это же совершеннейшая мелочь. От государства никаких финансов не требуется. Дайте возможность русскоязычным, едущим из Украины, Казахстана, стран Балтики, здесь оставаться и работать в научных учреждениях. Чтобы научные учреждения имели право на квоты, чтобы это не делалось за взятки чиновникам. Нужна квота, чтобы из 30 или 40 специалистов, которых я готовлю для нашего города, а, другими словами, для страны в целом, я мог оставить хотя бы 5-10 в Институте.
Вторая проблема - общежития. И опять почти никаких денег от государства не требуется. Ведь получается парадокс. Приезжают студенты в Пущинский государственный университет, они живут в общежитии, потом они заканчивают магистратуру, еще как аспирантов их держат в общежитии, дальше - обвал. Аспирант защитился, он должен покинуть общежитие, зарплата у него такая, что квартиру он купить не может, значит, у него остается какой выход? Он успел опубликовать 2-3 работы, за рубежом его уже знают, он садится за компьютер и начинает искать место, где его примут за рубежом. Администрация института бессильна что-либо сделать, а нужно простое решение, то, что было в Пущине при Советской власти, а именно система общежитий (студенческие, аспирантские и дома для малосемейных без права приватизации) и только потом постоянное жилье. Сейчас последний этап должен быть на основе ипотечного кредитования. Но банки дают кредиты для покупки квартиры под 30, под 40 процентов, за меньшее они не хотят, потому что боятся рисковать. Нужно, чтобы рисковало государство, если оно заинтересовано. Не требуется денег от государства, а требуется, чтобы оно могло покрыть фактор риска, чтобы банк не прогорел. Иными слова, необходимо государственное страхование тех вкладов, которые идут на жилищное строительство.
И, наконец, третий вариант. Сейчас Академия наук сидит на принадлежащей ей земле как собака на сене. А ведь можно построить в Научном центре два дома на коммерческой основе, при условии, что третий дом будет отдан Академии наук, и проблема тоже будет решена.
Мне кажется, что многие вопросы, которые сейчас обсуждаются, легко решаются на государственном уровне, если есть ответ на главный вопрос: куда и каким путем пойдет Россия дальше? Если России не нужна наука, тогда необходимо распустить Академию наук, распустить Научные центры. Все оставшиеся молоды научные сотрудники уйдут в бизнес и в торговлю, старые - на пенсию. Кстати, бизнес и сейчас отнимает немалое количество толковых молодых сотрудников, которые могли бы успешно работать в науке.
Что касается диаспоры, то в 1999 году нами была предпринята попытка - найти пути выхода из сложившейся ситуации, и была составлена специальная программа, в рамках которой был такой раздел - "Плюс диаспора". Он состоит из 5 пунктов: пункты банальные. Если сотрудники уезжают, надо попытаться как-то их собрать. Раз в 1,5 года я объезжаю сотрудников, чтобы посмотреть, как они живут и работают за рубежом. Это наш "горячий резерв", но, тем не менее, нужно создать на территории России исследовательские институты, что называется "институтами без границ". В биофизике всегда был климат своеобразный, по крайней мере, в нашем институте, и люди все равно тяготеют к родному институту, независимо от того, где они живут и чем занимаются. А сейчас уже многие из наших сотрудников занимают вполне приличные посты за рубежом - это полные профессора, есть руководители лабораторий. Так что эти сотрудники могут помочь Институту, по крайней мере, в получении совместных грантов. Цели подпрограммы, связанные с диаспорой, следующие:
Год назад нами был составлен план:
Мы приступили к реализации указанной выше подпрограммы "Плюс диаспора". Эта работа была поддержана Правительством Московской области. Но, к сожалению, компьютерные сети у нас еще не настолько мощны, я имею в виду пропускную способность сетей Интернет, чтобы можно было проводить видео семинары, но, тем не менее, уже сейчас к такой работе мы приступили.
Теперь если говорить о диаспоре конкретно. Что она может дать? Есть такой способ оценки, который мы используем у себя. Рассматриваем любую программу в таком многопараметрическом варианте: рост средней зарплаты, обновление оборудования, рост выхода фундаментальной продукции, рост выхода прикладной продукции, затраты времени в годах в смысле сокращения параллелизма в исследовательских работах, увеличение кооперативных связей, увеличение общественного резонанса и престижа, омоложение кадров. Любую программу, которую мы рассматриваем на Ученом совете, мы накладываем на эту многомерную структуру целей. Так вот, если посмотреть на подпрограмму "Плюс диаспора", то она ничего такого особо глобального не решает. Что касается омоложения, то, может быть, повлияет даже в обратную сторону. На что она может положительно повлиять, то на уменьшение временных затрат на научные исследования путем использования западного оборудование в командировках, что, конечно, сокращает время на научные исследования. Второе - на увеличение кооперативных связей, и на скорость прохождения англоязычных публикаций. Поэтому это направление нашей деятельности, как мы считаем, полезное.
Теперь - какие проблемы имеют место, и на каких уровнях их нужно и можно решать? Как и обещал, приведу заключительную таблицу.
(таблица)
У меня еще много слайдов, но, видимо, из-за недостатка времени я их покажу уже в следующий раз. Я думаю, теперь конференции, подобные сегодняшней, будет довольно частым явлением.
В таблице приведены ситуации, причины их возникновения и уровни, на которых можно решить ту или иную проблему. Ситуация: отсутствие крупных научно-исследовательских программ, ориентированных на конечный наукоемкий продукт с их целевым финансированием. Надо сказать, что если бы мы в Академии наук во время ориентировались на наукоемкие продукты и каждый научный центр оброс бы в свое время достаточно большим количеством производств, то сейчас положение, по крайней мере, в рамках Академии наук, была бы значительно лучше. У кого есть производство, живут сносно. В Академии наук возьмите, например, Институт академика Скринского в Новосибирске, который делает ускорители, насколько я знаю зарплата у них порядка 1000 долларов. Оттуда люди не уедут. Ясно, что в этой среде, в которой они живет в Новосибирске, эта зарплата соответствует среднему нормальному уровню и значительно выше характерной для научной среды. Может быть сейчас ситуация в Академии наук в целом изменится. Вот академик Олег Матвеевич Нефедов говорил здесь о том, что сейчас увеличится финансирование на научные программы и такие программы, скорее всего, появятся.
Хотя проблема, как я думаю, связана не только с отсутствием программ, а скорее всего, с тем, что за 15 лет произошел развал экспериментальной и образовательной структуры научных учреждений, разрушение государственной цепочки "фундаментальная наука - прикладная наука - предприятия, выпускающие наукоемкий продукт", отсутствуют заказчики на фундаментальные исследования, а все развитие экономики идет с ориентацией на быструю прибыль. Последнее, надо сказать, большой бич. Банки говорят, мы вам дадим любой кредит, берите, но деньги должны быть короткие. Поэтому они забирают ноу-хау, продают его за рубеж, получают свои деньги обратно и плюс прибыль, и на этом все кончается. Пока ситуация с таким негосударственным инвестированием денег в науку не будет изменена, никаких наукоемких продуктов в России не появится. Надо понимать, что любая наука hi-tech это длинные деньги. Поэтому, если рассуждать так, как рассуждают временщики, то естественно нужно схватить авторские права, сразу получить прибыль и уйти. Пока такая философия не будет поломана, можно спокойно относиться к тому, что уезжают молодые научные сотрудники. Чем их больше уедет, тем лучше. Хотя бы там они сохранятся как научный потенциал.
Теперь о старении кадров. Происходит развал кадровой структуры научных учреждений. Если первую проблему можно пытаться хоть как-то решить на уровне отдельных НИИ и ведомств, то вторая уже требует регионального и государственного вмешательства. Потому что старение кадров, связано с федеральным финансированием науки, разработкой политики ипотечного кредитования, с жильем, с пропиской - это вопросы, требующие вмешательства более высокого государственного уровня.
Наконец, еще одна проблема - произошло катастрофическое падение престижа научного работника, а это тоже вопрос государственный. Влияние фундаментальной науки на создание конкурентоспособных наукоемких отечественных продуктов сейчас не существенно, и связано с тем, что исчезла последняя цепочка - производство. Поэтому все планы, которые сейчас создаются, должны создаваться не от фундаментального исследования к конечному наукоемкому продукту, а с обратного конца: что может в данный момент минимальными средствами освоить наша промышленность. И уже после начинать фундаментально-прикладные исследования. Потому что в противном случае цепочка будет настолько длинной, что будет действительно лучше продать то, что делается в сфере науки.
Но вообще-то я думаю, что я оптимист, правда, оптимист исторический. Мне бы хотелось привести цитату, которую любит Жорес Иванович Алферов: "В России остались одни оптимисты, потому что все пессимисты давно уехали". И, наконец, последнее, моя любимая легенда про Диогена. Говорили, что он просил деньги у статуи, а когда у него спрашивали: "Зачем ты это делаешь?", он отвечал: "Чтобы привыкнуть к отказам".
Так вот мне кажется, что мы должны просить у государства не денег, а просить максимально благоприятного климата. И если посмотреть на те вопросы, которые я перечислил, они вообще денег не требуют или требуют их небольшое количество, но они требуют изменения отношения к науке и научным работникам. И, кстати, если говорить о наших соотечественниках, то они просят от нас того же: "Мы хотим, чтобы нам любили". И вот мы тоже хотим, чтобы государство нас, научных сотрудников, любило. Тогда мы сделаем значительно больше даже своих возможностей.
Литература