Их имена - в истории науки

12 января исполняется 100 лет со дня рождения академика Игоря Васильевича Курчатова. По распоряжению Правительства Российской Федерации в связи с юбилеем выдающегося ученого XX века 10-11 января в Москве проводится Международная научная конференция "Ядерный век: наука и общество", в работе которой участвуют и ученые ОИЯИ. Сегодня мы публикуем фрагменты воспоминаний заслуженного деятеля науки РФ профессора Алексея Алексеевича Тяпкина.

В СЕНТЯБРЕ 1949 года я появился в секторе М.С.Козодаева для прохождения преддипломной практики и выполнения дипломной работы. Руководимый Михаилом Силычем сектор в так называемой Лаборатории измерительных прибором Академии наук находился в главном здании в корпусе "К" на третьем этаже рядом с дирекцией И.В.Курчатова. Моя первая встреча с прославленным организатором атомной науки и техники состоялась неожиданно в октябре того же года. Я помогал механику Ивану Яковлевичу Рыжкову собирать для установки рамки из текстолитовых пластин, которые он изготовлял на фрезерном станке. В этот вечер мы задержались дольше обычного, и вдруг полдвенадцатого открывается дверь нашей мастерской и с веселым возгласом "Привет неутомимым работникам трудового фронта!" входит Игорь Васильевич. Как потом выяснилось, он имел обыкновение в это позднее время выходить из своего кабинета, чтобы короткой прогулкой по коридору ободрить себя перед ночным бдением у телефона в ожидании звонка от Лаврентия Павловича Берии и других членов правительства, поскольку такой режим ночной работы задавался самим И.В.Сталиным.

Я, конечно, испытал огромное волнение и с трудом пояснил Игорю Васильевичу, что мы только начинаем создавать установку, с которой, по задумке нашего шефа Михаила Силыча, в космических лучах будет измерено время жизни недавно открытой английской группой новой частицы пи-мезона. На это Игорь Васильевич заметил, что он уже обсуждал с Козодаевым эту смелую задумку и сказал ему, что в космосе, скорее всего, можно будет получить лишь верхнюю оценку среднего времени жизни этой частицы, поскольку она ожидается намного меньше, чем у мю-мезона. Но скоро у нас будет запущен мощный ускоритель и на нем следует проводить подобные исследования. А пока в космических лучах можно прочувствовать сложность этой проблемы и тем самым подготовиться к экспериментам на пучках самого крупного ускорителя. Однако Иван Яковлевич перебил этот очень интересный для меня разговор, обратившись к Курчатову с нескромной, на мой взгляд, просьбой: "Игорь Васильевич, а нельзя ли мне попросить завтра днем на полчаса вашу машину, чтобы привезти сестру из больницы?". Игорь Васильевич лукаво улыбнулся и весело произнес в ответ: "Ну, конечно. Можно, ведь я завтра никуда не собираюсь выезжать, подойди утром прямо к моему секретарю Татьяне Сильвестровне и скажи, что я разрешил послать мою машину за твоей сестрой".

НА СЛЕДУЮЩИЙ день Иван Яковлевич явился к 10 утра к Т.С.Александровой, и она сказала ему, что Игорь Васильевич уже в кабинете, а шофер ждет внизу. Все дальнейшее скоро стало известно: Иван Яковлевич вылез из машины и проковылял в регистратуру (у него на правой ноге был деревянный протез до колена), а шоферу оставалось успокаивать медицинский персонал по поводу появления машины Курчатова у больницы.

Перед обедом к нам в мастерскую вошел раздраженный М.С.Козодаев и начал отчитывать Ивана Яковлевича: "Как же тебе не стыдно было попросить у очень занятого государственными делами академика автомашину для частной поездки?". "Да никуда я не ходил, он сам ко мне пришел!" - оправдывался Рыжков. Тут я рассказал о вчерашнем посещении Игоря Васильевича.

Но эти доводы лишь немного смягчили первоначальный гнев Михаила Силыча. Он все равно продолжал возмущаться: "Ну, хорошо, ты не ходил в дирекцию... Но если при каждом посещении директора сотрудники будут обращаться к нему с подобными нескромными просьбами, то у него пропадет желание проявлять всякий интерес к нашей работе. Кроме того, в моем распоряжении тоже есть служебная машина, и ты мог бы ко мне обратиться...". И тут Иван Яковлевич подал реплику, которой, по мнению нашего шефа, разоблачил все нескромность своего замысла: "А у вас, Михаил Силыч, не та машина, у вас же обыкновенная "Победа"".

"Ах, вот оно в чем дело, но тогда, Иван Яковлевич, тебе нужно лечиться, и непременно у невропатолога!" - с этими словами Козодаев, хлопнув дверью, покинул мастерскую. Я прошел следом в его кабинет: "А вот Игорь Васильевич оказался действительно ближе к тому невропатологу, чем мы с вами, Михаил Силыч, ведь он дал распоряжение своему секретарю Татьяне Сильвестровне не вообще выполнить просьбу механика Рыжкова, а предоставить ему для этой поездки именно свою правительственную машину со всеми световыми сигналами и специальными сиренами, потому что он отлично понял: Иван Яковлевич мечтал проехать именно в этой машине, чтобы все, кто встретится на пути, начиная с охранников, открывающих ворота лаборатории, а затем и медицинский персонал больницы, и его сестра видели, каким уважением он пользуется у самого Курчатова".

ВТОРОЙ разговор с И.В.Курчатовым произошел в его кабинете в один из последних дней февраля 1953 года. Приказ, подписанный И.В.Курчатовым, касался перевода многих сотрудников сектора М.С.Козодаева в так называемую Гидротехническую лабораторию, находящуюся около деревни Ново-Иваньково в пяти километрах от пристани "Большая Волга". Здесь в декабре 1949 года был введен самый крупный тогда в мире ускоритель - так называемый синхроциклотрон на энергию пучка 480 МэВ. Двое из сектора Козодаева - А.И.Филиппов и я - не расписались в приказе и попросились к И.В.Курчатову на прием.

Игорь Васильевич стал рассказывать о больших научных перспективах, открывающихся в исследованиях на этом ускорителе. Затем спросил, а знаем ли мы, чем сейчас занимается создатель первого в мире уранового реактора Энрике Ферми? Мы ответили: знаем - экспериментальными исследованиями на недавно построенном в Чикаго ускорителе на энергию протонов 450 МэВ.

- Хорошо, что знаете. Но великий Ферми этим занялся только в надежде окончательно выяснить природу ядерных сил. И я как создатель первого уранового реактора на Евро-Азиатском континенте должен был бы тоже заняться этой важнейшей проблемой. Вместе с вашим шефом Михаилом Силычем и с Бруно Понтекорво, засучив рукава, мне хочется на нашем ускорителе при большей энергии существенно дополнить исследования, начатые великим Ферми. Но это невозможно, так как на мне висит новое правительственное задание. - И с этими словами Игорь Васильевич похлопал себя по шее.

КАК ПОЗЖЕ выяснилось, в августе того же года в Советском Союзе под руководством Курчатова было проведено первое в мире испытание водородной бомбы, после которого окончательно рухнула монополия США.

Мы напомнили Игорю Васильевичу, что на ускорителе в Гидротехнической лаборатории побывали впервые еще в конце декабря 1949 года, а с начала 1951-го постоянно ведем исследования на этом циклотроне. В этом году пришлось прервать их только в связи с начавшейся реконструкцией для повышения энергии протонов до 680 МэВ.

- Тогда в чем же дело, почему вы не расписались в моем приказе?

- По многим причинам. Мы хотели бы продолжать работать в ГТЛ у М.Г.Мещерякова, оставаясь в прежнем статусе командированных из ЛИПАН от И.В.Курчатова. Во-первых, чтобы сохранять московскую жилплощадь в домах при ЛИПАН и соответственно московскую прописку. Но самое главное, - попытался я сформулировать основной мотив, - мы категорически не хотели бы поступать в полное подчинение к директору ГТЛ Мещерякову, потому что, Игорь Васильевич, ваш ученик ни на йоту не усвоил ваш стиль руководства.

- Что же вы имеет в виду?

- А то, что вы беспокоитесь за все участки руководимой вами работы. Думаю, что и Мещеряков придерживался сначала того же стиля, пока создавался сам ускоритель. Но теперь, когда начались исследования на этом уникальном ускорителе, проводимые различными группами под руководством четырех старших ученых, то Мещеряков как директор ГТЛ принял совсем другой стиль руководства. Он стал беспокоиться только за руководимые им исследования: взял для своей группы самый лучший выведенный пучок протонов, а для группы своего заместителя В.П.Джелепова выделил самый широкий и по углам, и по энергетическому разбросу нейтронный пучок. Московской группе М.С.Козодаева предложил заниматься гамма-квантами от распада недавно открытых в США нейтральных пи-мезонов, а для группы итальянца Бруно Понтекорво специально создал выведенный пучок отрицательных пи-мезонов, отличающийся ничтожной интенсивностью.

- Интенсивность пучка следует, конечно повысить до приемлемой, но я полагаю, что Понтекорво сам пожелал иметь пи-мезонный пучок для своих исследований. А на каком пучке ставит эксперимент Ферми, вам известно?

- На пи-мезонном, - ответил я.

- Вот видите, а у Ферми, я уверен, была возможность выбрать на чикагском ускорителе любой пучок. А он выбирает малоинтенсивный пучок вторичных частиц - пи-мезонов. И это неслучайно. Это называется научной ориентацией: чутье ученого заставляет пойти на трудный эксперимент в ожидании принципиально новых физических результатов. - Так изложил нам Игорь Васильевич свое понимание этого непростого вопроса.

И ДЕЙСТВИТЕЛЬНО, вскоре из Америки пришли сведения о том, что в конце 1952 года Э.Ферми в своем первом эксперименте по физике высоких энергий при исследовании взаимодействия пи-мезонов с протонами открыл первый резонанс - так называемый изотопический квадруплет. Это открытие знаменовало целое новое направление поисков нестабильных состояний, которые дали важную информацию для построения систематики элементарных частиц.

Беседу нашу академик закончил такими словами: "Постойте, молодые люди, но если Мещеряков такой, как вы говорите, все гребет под себя, то я направил туда в ГТЛ его первым заместителем вашего шефа Козодаева. А он человек мягкий и деликатный: я ведь его хорошо знаю с ленинградских времен. Он неспособен к расталкиванию локтями и вообще к жесткой борьбе с карьеристами. Так на кого же ему надеяться, как не на вас, молодых и способных сотрудников, решительных и дерзких в своих стремлениях и поступках? Простите за откровенность, но от вашей просьбы остаться под крылом ЛИПАН все же попахивает изменой своему шефу".

- Да, но при этом мы облегчаем задачу нашему шефу, поскольку освобождаем его от непосильной проблемы защищать нас от произвола директора ГТЛ и одновременно сохраняем верность своему директору академику Курчатову, - сделал я последнюю попытку аргументировать нашу просьбу.

- Но это вы перемудрили, выдав неподчинение моему приказу за сохранение верности директору. Так что давайте отправляйтесь на Волгу, к концу года после реконструкции там возникнут новые возможности и использовать их - это большая честь и ответственность для молодых ученых. Ведь вам предстоит участвовать в соревновании с самим Энрико Ферми и другими выдающимися учеными Америки. Я могу только позавидовать вам! А Мещерякова все же не следует бояться. Его всегда можно поправить, пока наверху правят разумные люди...

ЭТО БЫЛО мудрое решение, как мы поняли уже в ближайшие годы. После сенсационного объявления о нашем первом в мире ускорителе на энергию протонов 680 МэВ в Советский Союз летом 1955 года пожаловала большая делегация иностранных физиков, большую часть в которой составляли американские экспериментаторы. В большом зале ФИАН состоялись доклады дубненских физиков, теоретики тем временем собрались у доски в зале напротив и обсуждали свои проблемы. Из американских физиков отмечу известных экспериментаторов Вольфганга Панофского и Джека Штайнбергера, за работами которых я внимательно следил, Эмилио Серге и Оуэна Чемберлена, которые вскоре прославились открытием антипротона, из известных теоретиков - Виктора Вайскопфа и Фримена Дайсона. На другой день вся делегация прибыла в нашу лабораторию для осмотра синхроциклотрона.

А уже в следующем 1956 году по предложению И.В.Курчатова на базе нашей лаборатории и соседней Электрофизической лаборатории АН, где тогда создавался крупнейший кольцевой ускоритель протонов на энергию 10 ГэВ, был организован международный центр социалистических стран по исследованиям в области ядерной физики - Объединенный институт ядерных исследований.

Так что мы искренне благодарны Игорю Васильевичу за принятое им тогда, в феврале 1953 года, историческое решение, определившее всю дальнейшую нашу судьбу!

Полностью текст воспоминаний публикуется в первом номере журнала "Вопросы истории естествознания и техники" за 2003 год.