Беседы с учеными

В последнее время рассуждения о российской науке носят упаднический, если не сказать похоронный характер. Хотелось бы знать ваше мнение, мнение человека, который возглавляет научный коллектив, завоевавший мировое признание. Так ли все плохо?

Если говорить о российской науке в целом, то последние десять лет она развивается дифференцированно. В наиболее трудной ситуации оказались ядерная физика, физика частиц, поскольку эти направления связаны с очень крупными установками - ускорителями, реакторами и прочими. База, которая была создана еще в советское время, постепенно стареет, и за последнее десятилетие практически не создавалось больших установок. То есть материальная часть у нас сильно отстает.

Но отставание тоже происходит по-разному. Некоторые институты находили резервы, старались что-то создавать. Достаточно сказать о нашей лаборатории. В начале 90-х годов мы запустили ускоритель У-400М, в середине 90-х модернизировали У-400, получили самый интенсивный в мире пучок ионов кальция-48 и так далее, это известные факты. Другие, не имея таких возможностей, переориентировались, взяли на вооружение, скажем так, "выездную модель" своего существования, стали ставить эксперименты в западных странах, используя свой интеллектуальный потенциал. Но, что характерно, независимо от наличия экспериментальной базы, интеллектуальный потенциал у российской науки остается на очень высоком уровне.

С чем, на ваш взгляд, это связано?

Наверное, несмотря на то, что сейчас происходит с высшей школой вообще, уровень преподавания в ведущих вузах России остается высоким. Я прежде всего имею в виду физику, химию, биологию. И здесь, с моей точки зрения, наметились положительные тенденции по сравнению с серединой 90-х годов, когда молодежь неохотно шла на естественнонаучные факультеты. Более того, произошло еще одно, любопытное с моей точки зрения, явление. Как известно, жизнь в Москве дорогая, и далеко не все родители имеют возможность обучать своих детей в столичных вузах. Поэтому многие выбирают региональные вузы. Может, там базовое образование послабее, но за счет трудолюбия и способностей ребята в итоге хорошо себя проявляют. В ЛЯР мы, например, уже приняли наряду с выпускниками МГУ и МФТИ около полутора десятка бывших студентов из Твери и других городов.

Может, снижение интереса к наукам - это закономерный процесс, когда после "романтического периода", например, в физике, наступает спад, а затем снова все нормализуется...

Думаю, это связано с отношением молодых к жизни в целом, с тем, что сильно изменились условия их существования, шкала ценностей. Было время, когда казалось, что можно прожить и без образования, торговать в палатке и так далее. Но этот период быстро прошел, оказалось, что и в бизнесе нужны профессионалы.

С бизнесом как раз все понятно. А что привлекает молодежь в науку?

Как и раньше - любопытство, желание познать тайны природы. Это было всегда присуще человеческой натуре. Ведь в науке, и этого не надо забывать, гораздо больше самостоятельности, чем в других областях. Здесь больше возможностей раскрыть себя, а процесс узнавать что-то новое неистребим.

Вы тоже именно поэтому выбрали в свое время науку?

Конечно!

И какая физическая проблема вас привлекала больше всего?

Когда я поступал на физический факультет, а это было в конце пятидесятых, о конкретной проблеме я не думал. В то время так привлекательно звучали слова - ядерная физика, атомная энергетика!

Изменю немного направление нашего разговора. Всем известна проблема так называемой "утечки мозгов". Говорят, из ЛЯР люди не уезжают. Почему?

Причин несколько. Во-первых, мы всегда стараемся быть "впереди планеты всей", добиваемся, чтобы у нас было лучшее оборудование, ставились лучшие эксперименты. Что-то получается, что-то нет, но в целом мы добиваемся успеха. Это привлекает. Второе - в лаборатории удачно сочетаются фундаментальные и прикладные исследования, это дает возможность поддерживать материально наших сотрудников. И третье - так уж исторически сложилось, что и Г.Н.Флеров, и Ю.Ц.Оганесян ставят очень амбициозные задачи - достичь "острова стабильности", изучать экзотические ядра, делать лучшие в мире ускорители. Ученым, молодым и не очень, всегда приятно работать в коллективах, которые стали широко известны в мире.

Кстати говоря, вы упомянули ваших предшественников на посту директора - академика Г.Н.Флерова, член-корреспондента РАН Ю.Ц.Оганесяна. Какие принципы руководства вы взяли у них и какие присущи лично вам?

Наверное, от предыдущих руководителей я взял самое главное - умение концентрироваться на главных задачах, не распыляться. Это особенно важно сейчас, когда наука финансируется очень плохо. В лаборатории много секторов, физических групп, каждая из них хочет делать что-то свое. Уметь убедить людей, чтобы они понимали направление главного удара - это я перенял у своих предшественников. Что касается лично меня, наверное, я более мягкий человек. Часто ловлю себя на желании поддержать как можно большее число физиков, чтобы они тоже имели свои достижения, результаты.

Многие ученые, для вдохновения или наоборот, для отдыха, путешествуют, читают, слушают музыку. У вас есть хобби?

Если честно, у меня, кроме работы, хобби нет. Жизнь моя проходит на работе.

И в семье?

В семье я провожу гораздо меньше времени, чем на работе. У нас и в лаборатории еще какая-то домашняя обстановка, все построено по принципу большой семьи. У нас, конечно, в процессе работы возникают разногласия, но каждый знает, что в трудной ситуации его обязательно поддержат коллеги.

Я хочу вернуться к вопросу о взаимодействии фундаментальных и прикладных наук. Сейчас эти понятия принято разделять, многие вообще сомневаются в необходимости вкладывать средства в то, что принесет плоды лишь через несколько лет. Что бы вы могли возразить таким людям?

Я не понимаю хорошей прикладной науки, то есть использования научных достижений в конкретных целях, без опережающего развития фундаментальной науки. Что я имел в виду, говоря о динамичном сочетании? Например, вы ставите трудную научную задачу и понимаете, что существующая аппаратура не в силах ее решить. Это заставляет вас искать новые подходы, изобретать новые технологии не для того, чтобы выпустить образец для промышленного производства, а чтобы поставить эксперимент.

А потом уже новые методы можно применить для более широкого приложения. Когда научная задача ставится на грани возможного, она естественно, толкает вперед и развитие техники, и создание технологий. В качестве примера я могу назвать трековые мембраны, предложенные академиком Флеровым. В свое время в ЛЯР было отлажено их производство, с точки зрения ядерной физики идея нашла практическое применение. Но люди, которые сегодня изучают свойства мембран, создают новые материалы на их основе - тоже занимаются фундаментальными исследованиями по своим направлениям.

А если попытаться взглянуть на это с точки зрения конкретного человека: есть ли такая точка понимания у академического ученого, когда вдруг он осознает, что начинает делать полезную для общества работу, отдавая полученный опыт, знания и так далее?

Мне кажется, такого чувства не возникает от того, что твой результат немедленно воплотился во что-то полезное для общества. Все-таки наибольшее чувство удовлетворения человек испытывает, когда открывает новое явление или закономерность. Для "академического", как вы сказали, ученого гораздо важнее сам факт новизны, нежели его практическое применение или нет. Конечно, бывают случаи, как, например, с высокотемпературной сверхпроводимостью, когда эффект немедленно нашел приложение. Швейцарские ученые, получившие за это Нобелевскую премию, наверняка испытывали гордость по этому поводу. Но все-таки, самое главное - это радость первопроходца.

Я хотела спросить вас о семилетней программе развития лаборатории, но материалы, касающиеся конкретных физических задач и способов их реализации уже опубликованы и не раз оговорены. Поэтому спрошу по-другому. Что бы вы хотели пожелать Лаборатории в ближайшее время?

Вы правильно вспомнили о семилетней программе. Я думаю, и это мое глубочайшее убеждение, что программа, представленная ЛЯР во-первых, реализуема, а во-вторых, действительно позволит сохранить лидирующие позиции на развиваемых нами направлениях по крайней мере в течение ближайших 15-20 лет. Программа близка к реальной жизни. Она, конечно, требует денег, но разумных денег, мы провели много предварительных расчетов. Результаты обещают быть существенными, а ЛЯР останется привлекательным для мировых научных центров еще много лет. Выполнение этой программы - и есть самое большое пожелание Лаборатории.

Беседовала Галина Мялковская