Из дальних странствий
Анатолий Сидорин
Град на Майне
Над Витебском, над Вильнюсом, над Берлином.
Над Витебском, над Вильнюсом, над Берлином.
Февраль. Который раз пересекаю я границу Шенгена в вавилонском аэропорту Франкфурта? - пятый ли? - и так и не решился выбраться в город. На этот раз отвертеться не удалось: ночное сообщение с Парижем только с главного вокзала. Я потерялся в переходах, возвращаясь от станции поездов дальнего следования к метро. Пробираясь вдоль терминала, очутился в тупике, зажатый двумя автомобильными дорогами в маленьком садике, где на клумбе лепестки анютиных глазок собирали дождевую пыль. Не старайся преломить жизнь, когда она ставит тебя в тупик. Остановись и рассейся. Присев на скамейку и выпив припасенную в Шереметьево для такого случая банку пива, обнаружил, что дождь закончился. В пяти шагах нашелся спуск под землю, приведший к чаянному метро, где маленькая компания только что прилетевших россиян втолковала, куда нужно сунуть свои пять евро, чтобы автомат отчеканил билет.
В три часа дня, заперев сумку в камере хранения, вышел в невиданный город. Подходя к камню, дереву, человеку, городу, миру,.. нет, не скажи себе, но ощути:
Он услышал меня и ответил. Первая попавшаяся улица сказала: ты идешь не туда, - и, развернувшись, через десять минут я был на берегу Майны. Упругая, глиняная вода влечет щепки и прочий мусор. У края волны хромают утки, а над рекой мелькают чайки. На сотню метров вдоль набережной - уродливые обрубки деревьев (наверное, это платаны): только стволы и толстые ветки и ни одного прутика или листка. Землистого цвета с размашистыми пепельными проплешинами. Кривые в два стройных ряда, и бредовый ветер поет о чем-то жутком. Через маленький парк средиземноморской фауны (где даже несколько пальм жалобных со связанными на зиму листьями) привела река к кабачку с теплым апфельвейном. Побывать во Франкфурте и не выпить яблочного вина - это почти оскорбление. Чуть позже я набрел на целый палаточный городок: что-то вроде рынка, где добрая толпа сгрудилась вокруг бочонков, поглощая янтарь из подернутых паром стаканов.
Ни слова о небоскребах - ведь они вымахали такими длинными лишь из боязни, что их не заметят. И хотя в каждом здании живет часть души его создателя, небоскребы и есть небоскребы (надеюсь, что не обидел эстетического чувства влюбленного в стекло и бетон), хоть в центре Франкфурта, хоть в Нью-Йорке, хоть в Чикаго. И как напоминание о Чикаго на бульваре расположилась банда индейцев. В варварских своих одеждах, с варварской дудкой и варварской колотушкой в хорошем роковом ритме, поддержанном двумя гитарами, что-то шаманское забивали они в мягкое тело Европы, размахивая лазерными дисками. Усилившийся дождь завершил представление: с последним "ауфюдерзейн" в микрофон, аппаратура была упакована, и индейцы скрылись в своем микроавтобусе.
Второе оскорбление, которое можно нанести Франкфурту, - это не зайти в Дом. Огромный и странный этот собор. Здесь скульптура соседствует с иконой, а парень с фотоаппаратом стоит перед напыщенным портретом короля. Холодный готический бред и золото Византии приправлены щепотью торопливого цинизма современности.
За аркой пешеходного моста, с вершины которой зеваки рассматривают небоскребы, небо вдруг потемнело. Фиолетовое рассекла молния, и с раскатом грома упал ливень, почти сразу же превратившийся в град. (В этот самый момент ураган обшарил практически всю Германию: град размером с монетку в один евроцент прошелся по Кельну, а на Гамбург напал ураган с порывами ветра до 180 километров в час.) О ужас, о животная паника, рождаемые стихийным бедствием! Нет, молния, рассекшая зимнее небо, не может убить - она лишь высвечивает ту бездну, присутствие которой неявно преследует нас всю жизнь. Я укрылся в церкви Трех Королей в середине службы. Не знаю, опирается ли акустика зала на чудеса современной техники, но в заднем приделе голос пастора звучит так, будто он обращается прямо к тебе. И металлическая песня органа чиста в каждом уголке огромного зала.
Немецкие вокзалы не знают, что такое зал ожидания. Лишь стеклянная беседка на перроне прячет от ветра два десятка сидений. Это одно из мест обитания странных жителей ночного города. Мешая русскую, немецкую, английскую и испанскую (?) речь передают они из рук в руки банку пива. Порою, пошарив по карманам, ссыпают медь в ладонь очередного гонца. Пестрые по одежде и возрасту, то ссорятся они, то неторопливо обсуждают что-то, практически не замечая добропорядочных пассажиров. Я подошел с зажигалкой к одному из них, когда он просил у приятелей огня. Он обрадовался мне, угостил своим "мальборо", и обрадовался еще больше, узнав, что я говорю по-английски. Около шестидесяти, он - поляк, но покинул родину уже лет тридцать назад. Жил в Бостоне, потом в Чикаго, после этого в Сан-Франциско и Лос-Анджелесе. Сейчас перебрался в Европу. И на прощанье от широты души дал мне добрый совет: нужно пробираться в Португалию - там даже без документов можно найти нормальную работу, и там всегда тепло.
...Это был не последний чудак, встретившийся мне на вокзале города Франкфурта. Незадолго до отправления моего поезда, возле доски объявлений молодой прилично одетый парень с рюкзаком атаковал по-английски какую-то даму. Последняя мгновенно ретировалась со словом "нет". - Может быть, я могу вам помочь? - обратился я к нему, в ответ он протянул мне груду мелочи на ладони и выдал торопливую тираду. Его терпения не хватило, чтобы дождаться пока его слэнг устаканится в моей голове. - Да вы по-английски-то понимаете? - По-английски - немного, вас почти никак: Вам что, деньги нужно разменять? Его лицо просветлело: - Да нет, мне просто на билет одного евро не хватает...
И последним аккордом, когда я уже двинулся на посадку, был добрый малый, объезжающий на велосипеде урны в поисках жирных бычков. Я поделился с ним "явой" и отправился в свой сидячий вагон.
Прощай, промозглый, прощай, неласковый, спасибо за яблочное вино, орган и открытую душу.
И я уехал.
Париж встретил солнечным утром. Перебравшись с вокзала на вокзал, несколько раз я обошел здание в поисках камеры хранения. На мои неуверенные вопросы получал в основном ответы на французском, через час сначала отчаялся, а потом смирился и ближайшим поездом отправился дальше, следуя предначертанному маршруту, отложив планировавшуюся прогулку по Парижу до лучших времен. (Впоследствии мне рассказали, что все камеры хранения на Парижских вокзалах позакрывали из-за нескольких терактов.)