В научных центрах стран-участниц

Наш визит в Институт радиобиологии НАНБ начался в детективном ключе: по предварительной договоренности человек в синей куртке, с газетой в руках встречал нас у метро "Площадь Ленина"... Наш гид Владимир Андреевич Кнатько по дороге к Академгородку посвятил в некоторые последние научные новости. За день до этого президент республики встречался с "завлабами" системы НАНБ - теми самыми "рабочими лошадками", которые несут на себе основной груз проблем, решений и двигают в конечном счете науку. Выбор президентом аудитории показался мне c точки зрения относительно недавних российских реалий симптоматичным: именно в этой среде он решил проверить некоторые идеи реформирования науки в Белоруссии. И услышал не только отчеты о достижениях и комплиментарные реплики, но и немало критических выступлений...

Сам Академгородок расположен близ кольцевой автодороги, а Институт радиобиологии, находящийся на его территории, создавался в поcтчернобыльские времена как головная организация по изучению последствий катастрофы и выработке мер по борьбе с этими последствиями.

По прошествии более полутора десятилетий после аварии тема эта не только не теряет своей актуальности, но и становится все более острой с разных точек зрения. О чем свидетельствуют итоги прошедшей недавно в Киеве конференции по проекту ТАСИС "Решение вопросов реабилитации территорий и вторичных медицинских последствий Чернобыльской катастрофы". Конференция обсудила результаты работы ряда исследовательских коллективов из Беларуси, России и Украины. И - констатировала, что во многих институтах, организациях накоплены обширные данные в виде научных отчетов, сводок, картографических и иных материалов. "В силу того, что эти материалы, как правило, труднодоступны и малопонятны для широкой аудитории, а отражение реальной картины сегодня в подавляющем большинстве СМИ носит спорадически-неадекватный характер, весьма остро стоит вопрос правдивой и полной информированности населения пострадавших территорий, а также ликвидаторов...". Такое сообщение об этой конференции опубликовано недавно в газете российских атомщиков "Атом-пресса". А самая достоверная на сегодня информация - из первых уст, от директора Института радиобиологии академика НАНБ Евгения Федоровича Конопли:

- Институт наш организован в 1987 году в связи с Чернобыльской катастрофой, и задачами его были в первую очередь оценка динамики радиационной обстановки и, как следствие ее развития, поведение радионуклидов в различных экосистемах: почва, вода, воздух, - включение их в пищевые цепочки, поступление и накопление в организме. И второе - поскольку у нас учреждение академическое - это изучение механизма действия малых доз радиации на организм. Поскольку у нас имеется еще лаборатория радиобиологии растений, то мы занимались и растительными организмами, и естественными фитоценозами.

По первому направлению работают у нас четыре лаборатории: радиохимии почв, радиоэкологии воздушной среды, радиоэкологии водных систем, группа радиометрии и дозиметрии и лаборатория мониторинга. По радиоэкологическому направлению у нас четыре лаборатории: биохимии, эндокринологии, физиологии, морфологии и генетики. Они имеют в основном медико-биологическую направленность, и, как я сказал, есть еще лаборатория радиобиологии растений. То есть у нас создан, я считаю, комплекс лабораторий, который позволяет оценивать ситуацию в зависимости от поведения радионуклидов в различных экосистемах – почва, вода, воздействия различных факторов, которые влияют на форму нахождения, включение их в пищевую цепочку, поступление в организм, оценку биологических эффектов...

Кстати говоря, к вопросу о малых дозах, он еще далеко не изучен, особенно в части профилактики отдаленных последствий. Я бы даже сказал, что не разработана достаточно хорошая концепция, как быть в ситуации, когда человек многие десятилетия находится под постоянным воздействием и внешнего облучения, и внутреннего облучения, и комплекса других факторов, и все это наслаивается на то, что мы болеем и по другим причинам. То есть получается очень сложная картина.

Я бы выделил два принципиальных вопроса. Что касается цезия, то особенных дискуссий не было. На первом этапе эта проблема была более существенна для Белоруссии и менее характерна для Украины. Что же касается проблемы стронция - когда были первые обсуждения, показывали результаты загрязнения республики стронцием, то первые попытки построения соответствующих карт вызывали... недоумение и даже отрицание. Была даже госкомиссия из Главгидромета - люди приехали достаточно разумные, и они смогли достаточно объективно оценить эту проблему.

...Вот вы совершенно правильно заметили, что сейчас об этом мало говорят. Но это связано со многими факторами. Во-первых, возможность проводить соответствующие исследования - это удел немногих лабораторий. В Белоруссии наш институт может их проводить, в какой-то мере частично может университет. И это все. Эти исследования очень дорогостоящие, и мы накопили достаточный материал, чтобы ставить эти вопросы трансурановых элементов на данный момент принципиально. Что мы и делаем.

Начиная с 90-х годов, стронций начал усиленно переходить в подвижную форму. То есть легко включается в пищевую цепочку, поглощается растениями, и этот процесс усиливается с годами. Сейчас мы находимся на таком уровне, что на 70-90 процентов в зависимости от типа почв стронций перешел в мобильное состояние. Хотя цезий продолжает оставаться в связанном состоянии. Естественно, что это повышенные нагрузки для сельскохозяйственного производства, это и дополнительные дозовые нагрузки на человека. Вот это первое.

Второе. Последние годы началось увеличение миграционной подвижности трансурановых элементов - в первую очередь это изотопы плутония. По нашим подсчетам, на сегодняшний день около 50 процентов плутония-241 перешли в америций-241, где-то максимум его активности будет в 2056 году. Поскольку он очень токсичен и это не учитывалось, это опять вызывает необходимость каких-то дополнительных мер защиты в сельском хозяйстве, вносить коррективы в оценки дозовых нагрузок, что опять никак, будем говорить, пока еще не учитывается.

Третий момент - это начавшийся в последние годы распад топливных частиц, которые попадали в легкие людей и животных. Они под влиянием физико-химических условий начали распадаться. При этом из них начали высвобождаться достаточно высокомобильный цезий, стронций, и ясно, что это отнюдь не способствует улучшению радиационной обстановки.

Интересные данные получены в лаборатории В.А.Кнатюка совместно с институтами Минсельхозпрода и Институтом почвоведения и агрохимии. Это зависимость перехода радионуклидов, коэффициента перехода от плотности. На ограниченном участке плотностей эта закономерность не выявляется, а когда берется большой диапазон от 0 до 40 кюри, такая закономерность выявляется, и показано, что по мере увеличения плотностей загрязнения коэффициент перехода в те же сельскохозяйственные культуры снижается. Можно говорить, вероятно, и об обратном - когда будет идти распад и уменьшаться плотность - не исключено увеличение самих коэффициентов.

И, наконец, последнее, что интересно, что с годами происходит замедление скорости миграции. Во всяком случае, радионуклиды остаются все-таки в поверхностном корнепитающем слое, что способствует включению их в пищевые цепочки. Итог всего, о чем я говорил, - вероятно, те модели, которые существуют в оценке радиационной обстановки, те прогнозы, которые делались в начале, в реальных условиях требуют корректировки. Если учесть то, что я вам рассказывал, то погрешности, особенно по замедлению скорости миграции, по зависимости от плотности могут уже дать ошибки на 15-20, а через 30 лет до 40-45 процентов. Прогнозные оценки оказываются ошибочными, а реальные оценки можно делать только локально на конкретном материале, учитывая и типы почв, и физико-химическое состояние и многие другие факторы.

Что касается другого направления - радиобиологического, то мы работаем в области малых доз облучения, стремимся моделировать хроническое облучение, которое наименее изучено, - у нас в институте имеется установка, на которой мы можем облучать мышей в течение трех с половиной месяцев. Возим животных в зоны, содержим там месяц, два, три и даже полгода, пытаемся оценить влияние малых доз облучения на различные функции, системы, метаболические процессы. Конечно, у нас здесь накоплен достаточно большой материал, который надо объединить, и, наверное, он тоже очень важен для построения моделей риска. И в этом нам, в частности, очень помогает сотрудничество с нашими коллегами из ОРРИ ОИЯИ М.М.Комочковым и Е.А.Красавиным.

Начиная с прошлого года, мы начинаем оценивать опасность внутриутробного облучения не только для новорожденных, а и в поколениях. Во всяком случае, мы уже оцениваем в этом году первое поколение, получены предварительные данные по детям, которые рождаются у облученных внутриутробно. И здесь может быть интересно то, что рекомендации по применению различных биологически активных веществ не всегда полезны. Показано, особенно при внутриутробном облучении, что элеутерококк, который в обычной жизни стимулирует специфическую жизненную защиту, влияет на иммунную систему, в условиях радиационного воздействия на плод может повышать чувствительность организма к облучению. Вот еще один пример, насколько сложен механизм воздействия малых доз облучения...

Все это говорит о сложности оценки и прогноза медицинских последствий, их моделирования, определения коэффициентов риска... Нужны очень хорошо поставленные эпидемиологические исследования, причем на очень большой популяции. Чем меньше доза - тем больше должна быть популяция. Мы достаточно серьезно проанализировали медицинские последствия Хиросимы и Нагасаки, результаты фундаментальных исследований по малым дозам... В этой области нет прямой, линейной зависимости. Пытаемся предложить новую модель... Есть много исследований на клеточном, на генетическом уровне, можно использовать эпидемиологические данные по Хиросиме и Нагасаки, и тогда напрашивается другая модель соотношения доза - эффект, нежели принятая Международной комиссией по радиационной защите. Вместо используемой линейной, квадратичной модели предлагается модель двойной защиты – на основе двух защитных реакций организма: врожденной и приобретенной при внешних воздействиях...

После беседы с директором института мы прошли по лабораториям, познакомились со многими сотрудниками, услышали множество рассказов о конкретных исследованиях, которые здесь ведутся, но у меня в памяти почему-то особенно сильно запечатлелись... три скворешни на липах у фасада института. Как, впрочем, и беседа с молодым научным сотрудником Александром Антоненко, который олицетворял новое поколение, выбравшее уделом своей жизни науку.

- Саша, скажите, у вас какие-то альтернативные решения были после окончания университета перед тем, как сюда прийти?

- Было несколько вариантов, меня приглашали еще в Институт физиологии, но преподаватели на факультете порекомендовали именно сюда, потому что здесь методика хорошая... В 1995 году закончил биофак, кафедру физиологии человека и сразу пришел работать сюда.

- Диссертация уже готова?

- Диссертация уже написана, она лежит у моего шефа.

- Почему я спросил об альтернативе после вуза? Все-таки, получив хорошее образование, ребята стремятся как-то свою жизнь устроить. В финансовом плане, к примеру...

- Во-первых, мне хотелось бы то, что я приобрел в университете, свои знания приложить как-то, реализовать в науке. И мне почему-то нравилось исследовать какие-то сложные процессы - то, чем я здесь занимаюсь. А этот бизнес... В нем биологи не особенно-то требуются. А менять хорошую специальность на что-то другое мне было просто... как-то неприятно. Получить хорошее образование, а потом спустить все, как говорится... Впустую. Жаль было свои силы, которые я потратил на учебу, и те знания, которые приобрел. Ну, конечно, в финансовом плане... Зарплаты у нас маленькие. Но говорят, что скоро выше станут.

- Свою включенность в мировую науку, в мировое сообщество вы здесь каким-то образом ощущаете? Конференции, семинары?

- В конференциях я многих участвовал. Нашей проблемой в основном японцы интересуются. А европейские страны, скажем так, не очень глубоко. Ну, так как у нас такая беда случилась, как Чернобыль, для нас это более актуально, чем для них. Ну а вообще данными интересуются. Публикуемся. Но в основном в российских журналах. Есть, конечно, выход на мировой уровень. Но не такой, как хотелось бы. Хотелось бы, чтоб больше контактов было с западными коллегами. Я работаю по классической методике, которая распространена во всем мире и позволяет исследовать не только воздействие радиации на организм, но и воздействие различных синтезированных фармакологических препаратов. Я могу с помощью этой методики проводить скрининг препаратов, которые вновь синтезируются, то есть из общего количества препаратов, которые мне дают, выбираю самый лучший.

Итак, молодежь выбирает науку. После постчернобыльских результатов это навевало надежды на лучшее будущее.

Евгений МОЛЧАНОВ, Минск - Дубна.

Продолжение следует