“Говорят, что история ничему не учит. Ее никто не знает, поэтому она никого не учит” - это мнение Ю. Я. Стависского, одного из создателей первого пульсирующего реактора Дубны ИБР, сорокалетие создания которого отмечалось на международном семинаре в начале июня. Именно на нем Юрию Яковлевичу, несправедливо обойденному государственными наградами, в полной мере воздали должное друзья и соратники, коллеги по славным “делам давно минувших дней”...

Семинар, три дня работавший в филиале НИИЯФ МГУ, был организован ЛНФ ОИЯИ при поддержке Миннауки, Минатома и Российской Академии наук. Его участниками стали дубненцы, обнинцы и их коллеги из институтов стран-участниц ОИЯИ, для кого ИБР, ИБР-30 и ИБР-2 – не просто аббревиатуры, а часть жизни. Поздравить с юбилеем сотрудников ЛНФ приехали коллеги, связанные с Дубной экспериментами, совместно созданными установками, будущими проектами из Москвы, Гатчины, Троицка, Екатеринбурга. Семинар, имевший насыщенную научную программу, заметно отличался от обычного научного форума удивительно теплой, дружеской атмосферой, не исчезавшей все дни его работы. Не один раз научные доклады прерывались историческими уточнениями или спонтанно возникшими воспоминаниями из аудитории. Действительно, встреча старых друзей...

Отрывки из выступлений, дискуссий на семинаре и интервью вашему корреспонденту сегодня мы предлагаем вниманию наших читателей.

Международный семинар начался с открытия памятника первому директору ОИЯИ и создателю первого пульсирующего реактора Дмитрию Ивановичу Блохинцеву и с юбилейного заседания Ученого совета ОИЯИ.

Этими стихотворными строками Дмитрия Ивановича начал свой доклад директор ЛНФ ОИЯИ профессор В. Л. Аксенов. Напомнив аудитории историю отечественного реакторостроения, создания пульсирующих реакторов в Дубне, самые яркие результаты, полученные на них, и новые направления исследований, начатые в ОИЯИ, Виктор Лазаревич вернулся к главному событию того дня - открытию памятника. "Символично, что монумент был создан в ЛНФ, с которой тесно был связан Дмитрий Иванович в течение всей его жизни в Дубне, в экспериментальном зале, где проводятся испытания подвижных отражателей реактора ИБР-2. Значит, Дмитрий Иванович по-прежнему с нами, он живет среди нас".

Член-корреспондент РАН Ю. Г. Абов (ИТЭФ, Москва): С Дубной я связан с давних времен, когда здесь еще только начинались работы по дифракции нейтронов. Именно здесь была изобретена времяпролетная методика. У меня тогда уже был опыт работ по дифракции нейтронов на стационарных реакторах, и Федор Львович Шапиро прислал ко мне Юрия Мечиславовича Останевича обсудить тонкости этой проблемы. Однако его имя навсегда будет связано с другой оригинальной методикой - времяпролетным методом исследований малоуглового рассеяния нейтронов...

Федор Львович рассказал мне идею ультрахолодных нейтронов. То, что они должны быть, предсказал еще Зельдович, но как их обнаружить придумал Шапиро. Он приезжал к нам в институт с идеей эксперимента на горизонтальном канале, я ему предлагал провести его на вертикальном, эксперимент так и не состоялся – я до сих пор не понимаю, почему он не захотел его сделать на вертикальном канале...

Реактор ИБР-2 остается уникальным источником нейтронов и в своей энергетической "нише" не имеет себе равных. Его длинный импульс, благодаря Фурье-преобразователю, превратился из недостатка в преимущество.

Что касается будущего, ИРЕН – относительно дешевая установка с очень хорошими параметрами, которая будет и в ближайшем будущем успешно конкурировать с самыми лучшими нейтронными источниками в мире, а в России она станет вообще уникальной. Поэтому очень важно, чтобы этот проект был реализован, программа научных исследований для него уже существует. Ядерная физика, как считают некоторые, еще не кончилась.

Поздравляя коллег от имени коллектива ПИЯФ (Гатчина), директор института член-корреспондент РАН В. А. Назаренко отметил, что ученые двух этих центров всегда сотрудничали, а не соперничали в своих нейтронных исследованиях. А будущее наших центров - в модернизации ИБР-2 и завершении строительства реактора ПИК.

Член-корреспондент РАН Б. Н. Гощицкий (ИФМ, Екатеринбург): Известно и у нас и на Западе, что Россия во всем идет своим путем. Но есть несколько областей, где этим способом мы пришли, куда хотели и получили мировое признание: это космос, балет и ИБР. Создатели этого реактора рисковали, но их уникальным продуктом может гордиться Россия. Сегодня, когда молодежь стремится уехать за границу, я всегда говорю – поезжайте в Дубну, вас там всем обеспечат, к тому же будете работать в нормальной, привычной обстановке, ведь на Западе надо “выпендриваться”!

Большое дело, что на ИБР-2 организовали систему пользователей, это несомненная заслуга В. Л. Аксенова. Мы тоже хотели организовать, в Гатчине пытались – не получилось. В ОИЯИ уж если твоя задача прошла отбор, получила время в цикле на ИБР, то всегда знаешь, что тебе создадут все условия. Вообще, в Дубне есть условия для любой деятельности – это заложили ваши отцы-основатели. И дай Бог нам всем увидеть ИРЕН в действии.

О широком и многолетнем сотрудничестве ЛНФ и РНЦ "Курчатовский институт" коротко напомнил собравшимся директор "КИ" академик РАН А. Ю. Румянцев, подчеркнув символичный факт, что создавали оба института ученые первой величины Д. И. Блохинцев и И. В. Курчатов.

- Думая о безопасности реакторов, в первую очередь надо заботиться о квалификации персонала, - с этого начал свое выступление представитель Госатомнадзора И. А. Савин. - Нечего и говорить о высочайшей квалификации Д. И. Блохинцева, О. Д. Казачковского, Ю. Я. Стависского, Е. П. Шабалина. Их квалификация должна быть передана следующим поколениям. Мы приветствуем идею создания нового источника ИРЕН, поскольку реализация этого проекта означает выход на новый, более высокий уровень безопасности.

Из поздравления профессора Г. А. Петрова (ПИЯФ, Гатчина): Гатчинский реактор почти ровесник ИБР-2. Если Петр I прорубил окно в Европу на Запад, то для нас окно в Европу открылось на Востоке - в Дубне. Поэтому ваш праздник - и наш праздник тоже. Источники нейтронов в Европе востребованы, здесь я услышал оптимистические ноты, значит, будет ИРЕН, будет ПИК!

Профессор О. Д. Казачковский (ФЭИ, Обнинск): С Дмитрием Ивановичем меня многое связывает, с ним я работал с 47-го года. Дмитрий Иванович был склонен к смелым решениям. Когда на нашем реакторе БР-5 потрескались оболочки и стала теряться реактивность, а это был первый реактор на быстрых нейтронах с ртутным охлаждением, - не знали, что делать. Я не спал ночи, искал выход. Кардинальным решением было бы перейти на другой теплоноситель - натрий, но о нем тоже тогда мало что знали. Были лишь не убедительные результаты лабораторных экспериментов. Понимали, что придется работать с более высокими температурами, поскольку предполагалось, что это будут аналитические реакторы. Плутоний для этого не годился, и опыта по использованию плутония не было, подошла бы окись плутония... Я пошел к Дмитрию Ивановичу. Он подытожил: "По натрию в литературе - взрывы, коррозионные язвы и никакого опыта, да и по плутонию ничего не известно, но нужно рисковать". Другой бы думал-сомневался, а Блохинцев сразу же ухватился за этот вариант. Он никогда не перестраховывался. После чего я выступил на НТС министерства с предложением перейти со 100-киловаттного реактора с ртутным охлаждением на 5000-киловаттный с натриевым. Атомщики привыкли если не рисковать, то делать крупные шаги и согласились с нами.

Вообще идея ИБРов - смелая, рискованная идея Дмитрия Ивановича, совершенно в его стиле. Нудные, скучные дела он не признавал. Имел очень широкий круг по-настоящему интересных увлечений, любил нестандартное, необычайное. И говорил всегда интересно, увлеченно и об интересных вещах. Причем, тут дело не во внешней форме, а в сущности - он увлекался космосом, философией, одно время - водородной бомбой, был художником. Сидит на заседании - всегда рисует, чаще всего самолеты. Был спортсменом - альпинистом, лыжником, велосипедистом. Втроем с Лейпунским мы на велосипедах объездили все окрестности Обнинска. Дмитрий Иванович всегда, причем, совершенно естественно, не прилагая к этому усилий, был душой общества.

Уже недавно мне пришло в голову: в любом институте всегда образуются группки, школы, зачастую противостоящие друг другу. И в Обнинске было такое. Дмитрий Иванович никогда ни к какой группировке не принадлежал, не старался кого-то опередить, создать себе какой-то имидж. Если с чем-то не соглашался - "Так не может быть!", то тут же (а соображал он очень быстро, я всегда восхищался!) у доски с мелом начинал доказывать, почему именно не может быть и как должно быть на самом деле. Поэтому, наверное, у него и не было врагов. Мы с ним работали в разных направлениях, но Дмитрий Иванович был человеком, которому всегда тесно в любой области, и часто он участвовал и в нашей работе, и в других.

И. И. Бондаренко разрабатывал теорию ИБР-2, когда дело дошло до практической реализации, - огромную работу выполнил Ю. Я. Стависский. Коллективы ФЭИ и ОИЯИ над этим проектом всегда работали в полном взаимопонимании и уважении, ни капли ревности относительно участия в его реализации. Здорово то, что ИБР-2 был создан не по варианту "уран на вращающемся диске". Было неизвестно, что произойдет после разогрева нейтронами, могли возникнуть пластические деформации. Поэтому старались не повышать вначале мощность, довели только до 1 кВт. Опыт с натриевым охлаждением у нас уже был на БР-5.

Профессор Ю. Я. Стависский: Дмитрия Ивановича я знал по курсу теоретической физики, но я готовился в экспериментаторы и когда в 1950 году получил распределение в теоретический отдел Блохинцева, то был просто в ужасе. Обнинск в те годы был одной из "шарашек" МВД. Там работали 30 немецких ученых с семьями, интернированные из Германии по урановому проекту. В том числе и работавший впоследствии долго у вас профессор Гейнц Позе...

Интересы Дмитрия Ивановича были широки. Интересовался он и использованием ядерной энергии в космических исследованиях, переписывался с Циолковским. Когда стал директором ФЭИ, то инициировал развитие новых направлений - крылатые атомные ракеты, баллистические атомные ракеты, системы малой тяги на основе атомного реактора и преобразования ядерной энергии в кинетическую энергию струи рабочего тела. И для Обнинска его переход в Дубну стал большой трагедией, фактически, потерей теоретического отдела... На мой взгляд, реактор БР-5, реактор ИБР и ОИЯИ - три главных творения Д. И. Блохинцева.

Аналогов ОИЯИ по широте проводимых здесь исследований нет, но практически, по этому же структурному принципу были созданы Новосибирский академгородок и исследовательский центр в Цукубе...

Дни пуска первого реактора были лучшими днями моей жизни. Мне посчастливилось работать с отличным коллективом. Это никогда не повторится. За мной останется ИБР. Ведь, например, теория фундаментальных взаимодействий изменилась за это время до неузнаваемости, а то, что сделали мы, останется навсегда. Я считаю себя учеником Иоффе и Лейпунского. А. И. Лейпунский был великий человек, он создавал Украинский физико-технический институт, крупнейший в те годы физический институт страны. Предложил независимо от Ферми быстрые реакторы - бридеры, не имеющие ограничений по ресурсам...

Термояд - бред собачий. Эту гонку за термояд начал Курчатов. Она бесперспективна. Уже 50 лет с ней мучаются, ясно, что ничего не получат. В изучении природы надо идти не напролом, а искать ее слабые места. Деление ядер - как раз такое слабое место...

Пульсирующий реактор, как Женя Шабалин предложил, - более правильное название. А импульсных реакторов (выдает один импульс в сутки) – навалом...

Сейчас я пишу мемуары. Есть компьютер, принтер, ксерокс, переплетная машинка - готовые экземпляры раздаю друзьям.

Е. П. Шабалин (ЛНФ): Хочу вспомнить отдельные эпизоды событий тех лет. Об интуиции обнинской группы в период создания ИБР. Они предвидели флуктуацию мощности реактора, и Ю. Я. Стависский предложил ее теорию и дал некоторую количественную оценку, исходя из каких-то своих, не строго теоретических, соображений. Когда ее проверили теоретики, их оценки оказались точно такими же.

О людях, работавших на этапе пуска и вводе в эксплуатацию ИБР. Тогда, и до 70-х годов работал у нас мастер на все руки Б. Н. Дерягин. Мы торопились закончить и решили прямо в лаборатории, вручную сделать оболочки вкладыша регулятора мощности. Подождали, пока начальник смены уйдет домой, и Дерягин прямо на электроплитке нагрел вкладыш, вложил в него кусок урана и запаял.

Физическому пуску реактора предшествовали две критсборки - в июле и декабре 1959 года. Эти работы велись в нашей лаборатории и, благодаря обнинской группе, были сделаны и проверены с удивительной скоростью. Работая рядом с ними, мы многому научились.

Доктор В. И. Лущиков (ЛНФ): В те годы все мы были зеленые, Федор Львович, наверное, один понимал, что такое ядерная физика, что надо делать, понимал необходимость поляризованных нейтронов. Причем, он не только предлагал идеи, но и методы их практической реализации. Как он говорил, реактор должен работать импульсами, а в остальное время он не только бесполезен, но и вреден, поскольку создает фон. Он легко подхватывал свежие идеи, применял их к нашим установкам и экспериментам. Он во многом определил облик лаборатории, много экспериментов было поставлено по идеям Федора Львовича уже после его смерти.

ИБР-30 далеко не исчерпал себя, по крайней мере, его бустерный вариант. И это прекрасно продемонстрировали последние эксперименты по делению на выстроенных ядрах.

Профессор Л. Б. Пикельнер (ЛНФ): Вспоминая Федора Львовича, здесь не рассказали об одном направлении исследований - измерении магнитных моментов ядер в компаунд-состояниях. Ф. Л. Шапиро предложил измерить магнитные моменты возбужденных состояний, используя сдвиг нейтронного резонанса. Эксперимент сложный, но Федор Львович показал, что попробовать можно. Этим занялась группа В. П. Алфименкова. Измерения провели в 1972-75 годах. Когда были получены первые результаты, Федор Львович уже тяжело болел. Но он нашел силы и время познакомиться с полученными результатами, внести правку в готовящуюся к публикации работу.

В дни юбилея большая группа ветеранов лаборатории - пенсионеров и сотрудников, участвовавших или обеспечивавших пуск первого реактора, проводивших первые эксперименты на нем, была награждена почетными грамотами ОИЯИ, часами со специальной памятной символикой, удостоверениями "Ветеран атомной энергетики и промышленности".

Из выступления на торжественном вечере в ДК “Мир” участника пуска В. Д. Ананьева: ...26 мая 1960 года со сборки активной зоны начался официальный пуск реактора. Первое распоряжение о загрузке топливных элементов отдал научный руководитель физического пуска О. Д. Казачковский. Дальше работу вел руководитель пуска Ю. Я. Стависский. Все шло очень быстрыми темпами. 16 июня реактор уже достиг критичности в стационарном режиме. На следующий день уже был включен модулятор реактивности. А 23 июня реактор был выведен на импульсный режим и небольшую мощность, и в 21.00 достиг импульсной критичности. Как свидетельствует запись в журнале, "мы все радовались и ликовали".

Профессор Л. Чер (Венгрия): В те времена для меня исследования на ИБР были практически единственной возможностью заниматься рассеянием нейтронов. Второе, что хочу отметить, тот творческий дух в “нейтронке”, который вносил равный вклад в научный успех. Одно дело, когда сам ломаешь голову над задачей, другое – когда можно зайти в соседнюю комнату или выйти в коридор и все обсудить с коллегами. В такой атмосфере можно работать с утра до ночи. Мы так и работали. Я помню летом, в ваши почти белые ночи, удивлялся: идешь утром на работу – светло, ночью возвращаешься – уже светло.

Атмосфера в лаборатории была такая, что каждый сотрудник не стремился выпятить свои заслуги, было чувство, что именно вместе мы многое можем. Это позволяло проводить кропотливые эксперименты днями и ночами, не было гонки за скорым результатом, за публикацией. Можно было два года потратить на качественный эксперимент. Никогда потом у меня не было такой творческой атмосферы, творческого комфорта. Эта атмосфера сохранена в ЛНФ и до сих пор. Удивительно, когда встречаешь старого коллегу, а он продолжает начатое какое-то время назад обсуждение твоей задачи – он все это время думал над чужой задачей!

Не все от нас зависит, трудно что-то предсказать о будущем Венгрии в ОИЯИ, но я лично перспективы вижу, и просто грех потерять связь с Дубной.

Академик Е. Яник (Польша): Мое сотрудничество с ОИЯИ началось в 1958-59 годах. Одно могу сказать, я восхищен этим институтом, а русская физика – это великолепная физика. И тот факт, что Польша – страна-участница ОИЯИ, очень важен для нас. Хотя сегодня в Польше существует и противоположное мнение, но я лично делаю все от меня зависящее, чтобы наша республика оставалась участницей ОИЯИ. Выход из Института для нас обернется огромной потерей. В последнее время уже появились определенные перспективы, каких еще не было несколько лет назад, поскольку и в Польше и в России общая ситуация не быстро, но постепенно улучшается.

Профессор Н. Янева (Болгария): Большая группа специалистов из Болгарии занималась и занимается исследованиями в области нейтронной спектроскопии, анализа резонансных состояний – это была исключительно плодотворная работа. Для физиков Болгарии Дубна стала не просто школой, а интеллектуальной основой развития этой тематики в нашей стране, и вместе с тем кадровой базой подготовки специалистов атомных станций. Здесь мы прошли не только школу по методике, но и получили серьезные уроки отношения к науке и научным результатам. Илья Михайлович Франк задал очень высокий уровень научных требований, он же создал атмосферу демократии, интеллигентности, спокойной рабочей обстановки, чем ЛНФ отличается и сегодня.

Этот юбилейный семинар очень информативен – можно увидеть, сколько людей создавало уникальные реакторы, что так и не решился сделать Запад, успехи советского реакторостроения, огромные достижения, интерес к ним. Мы боремся за сохранение присутствия Болгарии в ОИЯИ, стараемся, чтобы работа здесь была подкреплена бюджетным финансированием – необходимо помочь молодым людям, имеющим желание работать в ОИЯИ и не очень высокие зарплаты. Для болгарских специалистов это марка: когда я делаю доклад на Западе и меня представляют: “Она – из Болгарии, но много работала в Дубне”, - это сильно меняет отношение. Связь с ЛНФ для Болгарии очень важна не только в фундаментальных исследованиях, но и в прикладных: это проблемы загрязнения окружающей среды, комплекс задач, связанных с демонтажом реакторов и атомных станций, медицинская диагностика и терапия. Эти контакты мы надеемся развивать.

Профессор Я. Климан (Словакия): Интеллектуальная атмосфера в ЛНФ, тон которой задавал Илья Михайлович Франк и поддерживали Вальтер Ильич Фурман, Лев Борисович Пикельнер, была не менее значима. И, может быть, поэтому наши, поначалу казавшиеся незначительными, работы впоследствии стали важным направлением исследований.

Доктор Х. Лаутер (Германия): Я занимаюсь рефлектометрией в Институте Лауэ-Ланжевена в Гренобле. В Дубну приезжаю проводить измерения на спектрометре поляризованных нейтронов СПН, также использую установку ДН-2. На установках ИБР-2 получаю хорошие результаты, ничуть не хуже, чем в ИЛЛ.

Доктор К. Уллемайер (Германия): Мы занимаемся исследованием геологической текстуры. Дубна располагает самым удобным для нашей группы в Геттингене инструментом. Здесь не только создают все условия, необходимые для проведения измерений, здесь есть необходимый сервис для обработки результатов. С этими условиями знакомятся молодые ученые, студенты разных университетов Германии, приезжающие в ОИЯИ на измерения.

С заключительным словом на семинаре выступил директор ЛНФ В. Л. Аксенов: Эти дни семинара стали увлекательным путешествием по миру нейтронной физики. Мы видим, что нейтронные методы, несмотря на их дороговизну и сложность, настолько информативны, что просто необходимы для изучения фундаментальных вопросов, связанных с пониманием устройства нашего мира, атомного строения вещества, исследования вещества в конденсированном состоянии. Обеспечение этих исследований - вопрос об источниках нейтронов.

На современной стадии развития нейтронных источников в мире доминирует использование ускорителей. В Дубне наработан опыт использования размножающих мишеней. Это дешевый и безопасный способ существенного повышения потока нейтронов. За всю историю развития нейтронных источников их интенсивность выросла всего в 100 раз. А размножающая мишень сразу дает увеличение в 10 - 100 раз. Тот факт, что сейчас в мире этот способ не используется, говорит лишь об отрицательном отношении (уверен, носящем временный характер) к реакторам и всем ядерным устройствам. Направление использования бустеров в Дубне сохранено и развивается. И в этом смысле проект ИРЕН надо рассматривать как развитие источников нейтронов на далекую перспективу.

Что касается ИБР-2, несомненно, использование реакторов - самый экономичный способ получения нейтронов. Поэтому программа модернизации нашего реактора означает не только обеспечение нейтронами нейтронного сообщества России и стран-участниц, но и сохранение и развитие абсолютно оригинальной линии реакторов, к которой человечество еще вернется через 20-30 лет, например, с новыми проектами, разрабатываемыми сейчас в Обнинске.

Минатом в свое время обеспечил развитие нейтронной физики, которая впоследствии отошла от проблем ядерной энергетики. Сегодня, нужно констатировать, это министерство много делает для нейтронной физики: обеспечивает членство России в Институте Лауэ - Ланжевена, фактически обеспечивает строительство реактора ПИК, формально наполовину, а по существу, гораздо больше обеспечивает модернизацию ИБР-2.

Еще раз хочу сказать слова благодарности людям, стоявшим у истоков создания реакторов в ОИЯИ - Д. И. Блохинцеву и обнинской группе, Ф. Л. Шапиро, И. М. Франку и дубненской группе, всем специалистам, принимавшим в этом деле участие.

Ольга ТАРАНТИНА