Рассекречивание началось перед образованием Объединенного института, хотя как-то искусственно дух закрытости поддерживался еще долгое время. К тому времени стало ясно, что ускорители в военных целях использовать нельзя, а фундаментальные исследования могут играть большую объединяющую роль, в частности, среди стран Восточной Европы. Поначалу было совсем непривычно «вступать в контакты с иностранцами»: как это можно, когда мы много раз давали подписки об обратном... Но все менялось. Стали прибывать иноспециалисты из стран-участниц, хотя их доля в штате была поначалу нелика.

В первые же годы своего существования Институт стал центром, часто посещаемым западными учеными, поскольку его научный авторитет был очень высок за счет большой концентрации интеллектуальных сил стран-участниц. Итальянский профессор М. Конте, приехавший по приглашению нашей команды на работу в ЛВЭ, говорил мне, что не ожидал увидеть здесь так много известных ученых. Он чрезвычайно удивился, узнав, что Н. Н. Боголюбов - директор ОИЯИ: «Я считал, что он жил где-то в прошлом веке, поскольку является классиком вроде Ньютона или Максвелла...». Будучи генератором идей в области теоретической физики, он ждал того же от своих подчиненных. Говорили, что, когда физики обращались к нему за помощью с просьбой выделить необходимые деньги на какой-нибудь весомый экспериментальный проект, он отвечал: «Вы мне принесите идею, а тогда я вам и деньги достану».

Забегая вперед, надо сказать, что, несмотря на экономическую катастрофу, обрушившуюся на страны-участницы в начале 90-х годов, и большие финансовые трудности, новый директорат Института - В. Г. Кадышевский, А. Н. Сисакян, Ц. Д. Вылов - смог не только удержать от разрушения, но и в значительной степени поднять его международный престиж.

Первые годы становления Института были интересны не только тем, что происходило в его стенах. Большой молодой коллектив в большинстве своем умел и работать, и отдыхать. Скромность быта и отсутствие столичных культурных центров компенсировались чистой природой, малой населенностью и редкими немноголюдными городками в округе (что, к счастью, в значительной степени сохранилось и до наших дней). Бурно процветали спорт, туризм, художественная самодеятельность.

В 1968 году с приходом в ЛВЭ А. М. Балдина значительно расширились работы по развитию ускорительного комплекса. Был объявлен «Год синхрофазотрона», в соответствии с чем стало выделяться достаточно много ускорительного времени на отработку новых режимов и эксперименты по усовершенствованию нашего ускорителя. Интенсивно пошли работы по сооружению нового инжектора, повышению интенсивности ускоренного протонного пучка. В 1970 годе были ускорены и выведены (на экспериментальном выводном канале), дейтроны, что явилось началом нового качества синхрофазотрона как ускорителя легких ядер. В этом деле инициирующую роль сыграл В. И. Мороз, который обратился к ускорительщикам с просьбой ускорить дейтроны и, направив их на внутреннюю обдирочную мишень, получить внешний пучок монохроматичных нейтронов, требовавшихся для проводимых им экспериментов. Не все поначалу его «поняли», но ускорительщикам было интересно обеспечить новое качество ускорителя, и они его поддержали, сделали это. Стало ясно, что синхрофазотрон кроме протонов может ускорять и легкие ядра - дейтерия, углерода, кислорода. Благому примеру последовали бэватронцы в США и тоже реконструировали свой комплекс под ускорение ядер.

С начала 70-х годов развернулись работы по системе высокоэффективного вывода ускоренного пучка, разработкой которой автор этих строк в то время с увлечением занимался. Уже тогда, кроме опытных участников запуска и работ по усовершенствованию ускорителя - Е. М. Кулаковой, С. А. Новикова, В. Н. Булдаковского, В. Ф. Сиколенко, М. Д. Ершова, в команду удалось набрать молодых сотрудников. Ее основу составили В. И. Волков, Б. В. Василишин, В. А. Михайлов, И. И. Куликов, В. И. Черников, только что окончившие вузы и принятые в штат после тщательного отбора. Впоследствии, при разработке проекта нуклотрона, наш сектор, получивший название «вывода и динамики пучка», составил его «мозговой центр». Вполне объективно можно сказать, что это был хорошо слаженный, высококвалифицированный коллектив, и работа с ним доставляла большое удовлетворение. Да и не только работа. Было радостно встречаться по случаю дней рождения или других событий. Особое место занимала «картошка» - поездки на помощь подшефному совхозу. Хотя это и были «добровольно-принудительные» работы, они вспоминаются с приятным чувством. В теплый осенний день нас везли на поля, где предстояло потрудиться физически. Это приносило двойную пользу - и для сельского хозяйства, и для здоровья, поскольку в те времена мало кто из дубненцев имел свои сады-огороды. А после работы организовывался маленький пикник, непременными атрибутами которого являлись скромная стопочка («с устатку», для расслабления) и испеченная в костре картошка... Традиции сектора, несмотря на быстро летящие годы, поддерживаются до сих пор.

Идея создания высокоэффективного медленного вывода ускоренного пучка из синхрофазотрона была предложена нами как альтернатива возведению глобальной радиационной защиты вокруг ускорителя, подобной той, что установлена на американском бэватроне. У нас в это время интенсивность пучка достигала 1012 частиц в цикле ускорения, и возникли трудности, связанные с радиацией вокруг здания ускорителя. Но кроме огромной стоимости, задача сооружения защитного колпака над ускорителем не находила технического решения: слишком большая масса бетона не могла быть уложена на существующий фундамент и вписаться в здание ускорителя. В случае же вывода ускоренного пучка в отдельный, специально подготовленный корпус его можно было поглотить после прохождения экспериментальных установок в возведенных для этого бетонных ловушках.