В начале 1955 года я, наконец, покинул Москву. Явился к И. В. Чувило, который здесь был главным заместителем Векслера. Он направил меня на работу, а при решении моего жилищного вопроса со свойственной ему добросердечностью выразил сожаление, что сегодня он может дать комнату только на первом этаже - другие все раздали. Если подождать месяц, будет сдаваться следующий дом...

Заканчивался монтаж ускорителя, который вела организация, имевшая название «Центрэлектромонтаж». Синхрофазотрон поражал своими размерами. В воображении не укладывалось, что это физическая установка. И даже теперь, глядя на это гигантское сооружение, думаешь: «А могла бы сейчас Россия построить что-нибудь подобное?»...

Будущий персонал ускорителя участвовал в монтаже и осуществлял наладку и приемку оборудования. Работало много заключенных. Меня удивляло, что те из них, с кем мне приходилось встречаться, были очень добросовестны в работе и в большинстве своем куда более доброжелательны, чем вольнонаемные. Это не были уголовники-рецидивисты. Значительно позже я вспоминал об этом, читая автобиографическую повесть известного журналиста Льва Копелева «Хранить вечно», пребывавшего здесь в те годы и впоследствии реабилитированного. Он приводит имена лагерных начальников, какими они были в действительности или несколько измененными, и некоторые из них в Дубне хорошо известны. Как знать, может быть, мы с автором этой книги и встречались здесь...

Охранялись «объект» и его оборудование строжайшим образом. Большие права были предоставлены службам безопасности, пожарным, охране. Порою бывали и курьезные случаи. Так, когда был смонтирован ионопровод между линейным ускорителем и кольцом, пожарный инспектор потребовал его немедленно убрать, так как он «в случае возгорания» помешает провозить пожарное оборудование. А в одном из конфликтов между Векслером и начальником охраны последний пригрозил снять с территории охрану, на что тот ответил: «Ну, и снимай!» Охрана была снята, а через день незадачливого начальника сняли самого. Говорили, он крепко поплатился за свои эмоции.

Атмосфера в будущей Лаборатории высоких энергий, конечно, была напряженная, и Владимиру Иосифовичу часто приходилось воевать с неизбежной некомпетентностью в научной сфере вспомогательных служб и другими бюрократическими препятствиями, и делал он это с большим искусством. Помню, как в одной перепалке он отвечал своему собеседнику: «Вы меня не пугайте. Я уже старый и ничего не боюсь!». (Был же он в это время совсем не старый: ему едва перевалило за пятьдесят.) Признаться, его сентенция мне очень понравилась и запомнилась, а теперь и я взял ее на вооружение…

Самым ярким периодом того времени был, безусловно, запуск синхрофазотрона. На начальном этапе идейный, в основном теоретический, подход определяли специалисты из ФИАНа. Как всегда в подобных случаях, штурм был долгим, тяжелым. Наладка отдельных систем началась уже в 1955 году. Работали, разумеется, с утра и до позднего вечера. Приходилось выполнять все работы - от самых сложных до самых черновых. Трудности при работе с пучком состояли, главным образом, в несовершенстве в то время систем его диагностики или, как тогда говорили, индикации пучка. В целом стоило огромных усилий обеспечить согласованную работу сотен различных систем ускорителя. Но штурм был интересным, захватывающим. Большой коллектив, состоявший, в основном, из молодых специалистов, которые впервые видели живой ускоритель, работали, отдавая все свои силы. Трудно давался первый оборот пучка. Я тогда занимался диагностикой, и однажды, после очередных долгих настроек, мы с Л. П. Зиновьевым подошли к концу четвертого (последнего) квадранта ускорителя и сквозь прозрачное окно увидели вспышки попадавшего на люминесцентный экран пучка протонов, сделавших первый оборот. Это был один из самых важных и радостных для нас шагов на пути к запуску машины. А затем получили циркуляцию, и в марте 1957 года пучок, к нашей гордости, был, наконец, ускорен до энергии 10 млрд. электронвольт. Это был мировой рекорд.

О событиях и работах, которыми мы занимались в то время, уже было много и интересно рассказано, перечислены их участники, и мне не хотелось бы здесь повторяться, а лишь добавить то, что оставило наибольшее впечатление.

Тут уместно вспомнить о большой роли Леонида Петровича Зиновьева во всех делах, связанных с созданием, усовершенствованием и наладкой многих новых систем, как модели, так и большого ускорителя. Кроме собственного вклада и общего руководства этими работами, следует отметить его оптимизм и поддержку всех «здоровых идей» и разумно обоснованных предложений по развитию ускорительного комплекса лаборатории. Он быстро понимал (или интуитивно чувствовал), на кого можно положиться и, увидев первые результаты, доверял нам, молодым, выполнение серьезных и ответственных работ. Сказывалось полное отсутствие у этого человека чувства карьеризма. Никакой чванливости или упоения своим положением. Все по-деловому, логично и просто. Результаты не заставляли себя ждать.

Богатым Институт, в общем-то, никогда не был, и это существенно сдерживало его развитие. Лишь первые годы после образования ОИЯИ вспоминаются как время его интенсивного роста. Это, очевидно, было связано с личностью первого директора Д. И. Блохинцева, который за судьбу своего детища болел всей душой и делал все возможное для его развития. Где-то в 1958 году мы оказались с ним в Цее, куда приехала группа дубненских горнолыжников. И он рассказывал, что когда на Западе в 1954 году создавалась организация, получившая впоследствии название ЦЕРН, ему пришла мысль создания подобного международного института в Восточной Европе. Вместе с М. А. Марковым они обратились с таким предложением в высшие правительственные круги, где их поддержали, что впоследствии и привело к событию, ставшему теперь историческим в мировой науке. К сожалению, развитие Института спустя несколько лет замедлилось, поскольку была упущена возможность продолжения его финансирования на адекватном уровне, которого, как показали время и события, он заслуживал. Тем не менее, правительства стран-участниц понимали научную важность этой уникальной организации, что и позволило ОИЯИ войти в число признанных мировых научных центров.