“И расцвел волшебным цветом ярких личностей букет”.

Этот год – особенный для Дубны: 50 лет тому назад, в конце 1949 года, был введен в действие один из важнейших ядерных объектов нашей страны – синхроциклотрон, который по всем своим параметрам превосходил ускоритель, сооруженный в 1946 году в Беркли американцами. Тем самым было положено начало нашему городу и Институту.

Мы начинаем публикацию воспоминаний, раздумий “о времени и о себе” ветеранов фазотрона и тех, кто до сих пор обеспечивает его эксплуатацию. Сегодня наш собеседник главный инженер фазотрона П. Т. Шишлянников.

О фазотроне

Этот ускоритель пережил три большие реконструкции, последняя модель – это вариации между мезонной фабрикой и классическим циклотроном. Все решения по этой машине готовились и принимались в отделе В. П. Дмитриевского, это ведь целая ускорительная школа. К сожалению, она сейчас не востребована, нет финансирования. Но именно школа Дмитриевского была мощным генератором новых выдающихся идей в области ускорительной техники: Б. И. Замолодчиков, А. А. Глазов, В. В. Кольга, сам В. П. Дмитриевский. Несмотря на большие трудности, Виталию Петровичу удалось осуществить пять проектов, пять ускорителей построено.

Какие решения, на мой взгляд, были судьбоносными для циклотрона? Для последней реконструкции мы подготовили проект РЦ – релятивистский циклотрон. Если бы он был осуществлен, мы бы имели мощность в 30 раз большую, чем сейчас. Экспертизу проводили под руководством В. И. Векслера. Он был высочайшего мнения о проработке этого проекта, мы даже сделали модель – доказали, что такой ускоритель можно сделать. Но параллельно мы подготовили и запасной вариант – установка “Ф”, более дешевый. Вот он и был осуществлен. Мне кажется, что это произошло из-за того, что в это время Китай вышел из ОИЯИ и перестал платить взнос, а он был очень существенный. Сразу ухудшилось финансирование. Это первое. И второе – на ученых советах, НТС ЛЯП началась просто драка – делать или не делать РЦ. Были сторонники, но были и противники. Все-таки решили старое ломать, делать новое, но выбрали проект установки “Ф”, который бал намного дешевле. Здесь надо отметить большой вклад Б. И. Замолодчикова.

О В. П. Джелепове

О нем хочу сказать отдельно. Ему не надо было ни в какие эпохи перестраиваться. Он был сторонником истинной демократичности в управлении. Джелепов всегда воспринимал как естественную атмосферу споров, в которых рождается истина. Истина ведь когда рождается? Когда мы говорим то, что есть, а не то, что кто-то хочет услышать. У Джелепова всегда были замечательные заместители. Например, Лев Иосифович Лапидус – породисты интеллигент, при нем все подтягивались. Я работал лет двадцать в секторе Ю. Н. Денисова, он очень требовательный, четкий в работе человек, всегда приходил раньше девяти часов. Не то, что сейчас – пошел обедать и не вернулся. В ЛЯП у нас был особый климат взаимоотношений, к нам обычно переходили из других лабораторий, а чтобы от нас – никогда. Ушла большая группа в Серпухов, но это совсем другое – там создавался новый ускоритель, специалистов не хватало. Ю. Д. Прокошкин стал академиком, перерос своего учителя. Я хочу сказать, что атмосфера определялась временем и личностями. В. П. Джелепов всегда всех приглашал на совещания – он считал, что все вопросы – комплексные, поэтому нельзя быть узко информированным. Любое совещание при Джелепове превращалось в конференцию, школу. Причем, он не давил, записи не велись, но когда решались принципиальные вопросы, протокол делали. У него были очень хорошие помощницы – Покровская Ирина, Флягина Дина (хотя она были секретарем Лапидуса). Разносов не было, но требовательность и спрос были, Джелепов прекрасно помнил кому и что поручал.

О себе

О себе говорить хорошее нескромно – пусть другие говорят, а говорить плохое – глупо. Свою роль вообще выпячивать не надо. Все, кто попал в лабораторию, получили отличную возможность себя проявить – у них счастливая судьба. Конечно, были разные люди – некоторые не сработались, или были у них какие-то претензии, но это дело личное. Мне кажется, что в другом месте я бы так себя не реализовал. Впрочем, все ускорительщики не имели специальной профессии, это были радисты, электрики, потому что физика и техника ускорителей – наука молодая, ей 50 лет. Я закончил Московский энергетический институт в 1959 году, сразу со студенческой скамьи пришел сюда, в отдел новых ускорителей и проработал там 20 лет. Когда началась последняя реконструкция ускорителя (был синхроциклотрон, стал фазотрон), мне было поручено два направления. Освоить ускоритель непросто, и мне показалось логично, поскольку я эти системы делал на этапе опытной эксплуатации, перейти сюда, чтобы не натаскивать какого-нибудь молодого или нового специалиста. Перешел сюда, хотя работа в ОНУ была чище, спокойнее. Стал старшим научным сотрудников, через два-три года – главным инженером фазотрона. Слава Богу, пока держусь. Мне 66 лет, а по положению, я должен перейти на полставки, но вы знаете, зарплата не весть какая. У меня зарплата – 1150 рублей, а если взять начальника смены, который руководит людьми, работает в ночь – он 500 получает. Но даже если бы мне платили еще меньше, я бы все равно продолжал работать. Мы же не все живем ради живота, мы все – фанаты, это наш образ жизни, я, наверное, умру, если где-то буду работать в другом месте и заниматься другим делом, я просто зачахну как человек, как личность.

О жизни

Когда я вечерами, часто и ночью, возвращался домой в те годы – все аллеи были освещены не фонарями, а окнами корпусов – Институт работал круглосуточно, никто не считался с личным временем, не требовал отгулов, премий, и жены так же были воспитаны: надо – значит надо, позвонит на работу, поинтересуется, как дела, как самочувствие – и полное понимание. А сейчас идти с работы боязно: темень, бездомные голодные собаки, в окнах света нет, дорожки не освещены (экономия!)… Молодежь не особенно “горит” на работе, и это можно понять. Когда я приехал сюда молодым специалистом, то получал больше, чем получаю сейчас, через три месяца я уже имел комнату в коммуналке. А сейчас молодой человек должен купить жилье или жить в общежитии. А на какие деньги купишь? Если даже он будет получать тысячу, - ему никогда не видать отдельной квартиры. А как создавать семью? Все молодые вынуждены зарабатывать на стороне, там они выкладываются, на это уходят силы, творческая энергия. Некоторые вообще меняют работу. Много ушло классных дозиметристов. Все это очень волнует, огорчает. Но делать нечего, нашему поколению надо держаться.

О поэзии

В лаборатории у меня репутация поэта. Как-то давно на одном из вечеров Венедикт Петрович, наверное, оговорившись (а, может, решил пошутить) назвал меня великим русским поэтом. С тех пор так и пошло, чуть что – ко мне за стихами бегут, особенно по случаю юбилеев. Два года назад я подарил Джелепову стихи по случаю его 85-летия – о тех, с кем ему пришлось работать в лаборатории долгие годы бок о бок. Так уж получилось, что моя судьба тоже связана с этими людьми, и в своих стихах я хотел выразить мое уважение к ним. Вот некоторые из них: