Концерт в ресторане “L’Apostrophe”

Когда в начале ноября я договаривался с моим другом Роланом Ломбаром (Roland Lombard), теоретиком из Института ядерной физики в Орсе, о дне моего приезда для работы над общим проектом, он вдруг попросил меня не приезжать в пятницу, ссылаясь на занятость во второй половине дня. “Вечером я пою”, - было написано в его “электронном письме”. Это известие меня озадачило. Ролана я знаю давно как человека с очень широким кругом интересов: большой любитель путешествий и горных походов (член Альпийского клуба Швейцарии), активно работает в местных общественных комитетах по связям с Румынией и Чехией, наконец, пишет стихи (его сборник “Les pieds au soleil” стоит на полке моего шкафа)… Но чтобы петь?! Такого увлечения я за ним не замечал. И потому мой первый вопрос при встрече был несколько ироничен: “Ну, и где же ты собираешься петь?” Ответ был весьма нетривиален: “В ресторане!. Так я узнал, что Ролан не только поэт, но и, по современной русской терминологии, - бард или, выражаясь совсем уж казенно, автор и исполнитель песен. Вот так мне довелось побывать на любительском концерте в Париже.

Пожалуй, больше всего меня удивило то, что концерт был устроен в ресторане. Между тем, для самого ресторана под названием “L’Apostrophe”, который находится недалеко от площади Республики в одном из демократических районов Парижа (в данном случае слово “демократический” надо понимать как антипод слову “аристократический”, а не “коммунистический”) такие бесплатные любительские концерты – обычное дело, здесь они устраиваются регулярно. “L’Apostrophe”, - вполне заурядный ресторан, с очень простой, даже спартанской обстановкой, металлическими столиками и стульями, и даже оставшиеся от какого-то недавнего веселья немногочисленные бумажные шары и гирлянды не могли скрасить этой простоты. Он расположен на углу двух улиц, и его высоченные пустые окна без штор, в грубых металлических рамах, с одной стороны упираются в корпуса огромного и очень старого госпиталя Святого Людовика, а с другой – смотрят на узкую невзрачную парижскую улочку.

В зале с видом на госпиталь и расположились около полусотни слушателей, в большинстве своем знакомых и друзей Ролана, а также и “знакомых знакомых” и “друзей друзей”. Правда, когда мы приехали, зал был почти пуст. Ролан, его сын Гийом и друг Гийома Пьер вместе с хозяином занялись установкой микрофона и усилителя, а мы, то есть жена Ролана Мари-Ноэль (главный зачинщик и организатор концерта), его кузина, специально приехавшая на концерт из Женевы, и я, забрались в ближний угол и решили слегка закусить. Зал начал заполняться и уровень шума в нем соответственно возрастать. Вновь приходящие с приветствиями и поцелуями направлялись вовсе не к Ролану, которому, говоря по правде, было не до них, а прежде всего к Мари-Ноэль. Затем народ рассаживался за столиками, сдвигая и раздвигая их так и эдак из соображений собственного удобства. Заказав чего-нибудь выпить, а иногда и закусить, зрители погружались в ожидание…

Наконец, начали. Зал примолк. Ролан пел, аккомпанируя себе на гитаре, на второй гитаре играл Пьер. Голос у Ролана несильный, мелодии и ритмы песен были довольно просты, но, как всегда в подобных случаях, подкупали искренность и непосредственность авторского переживания. Иногда Ролана начинал переигрывать его более молодой напарник, заводясь, он резче и громче отбивал ритм или отдельные фразы. Иногда к Ролану и Пьеру присоединялся Гийом, игравший на гобое, и это заметно обогащало музыку, внося в общий мажорный тон большинства песен какую-то щемящую ноту. В эти моменты мне почему-то вспоминались песни Ива Монтата, которые я так любил слушать на пластинках в далеком детстве и куски которых помню до сих пор…

Я не знаю французского, так что о содержании песен мог судить лишь по реакции зала. Большинство их было, судя по музыке и смеху слушателей, “лирико-иронического” содержания, но пара-другая, с маршевым ритмом музыки, показались более воинственными. Про одну из таких песен мне поведали, что она написана вовсе не Роланом, что это старая швейцарская песня, очень популярная во Франции в годы Второй мировой.

Тем временем, публика, в том числе и случайные посетители, вела себя очень живо. Народ явно сопереживал исполнителям: где надо – молчал, где надо – смеялся и очень много и дружно аплодировал. Ближе к концу одна из слушательниц, с виду походившая на постаревшую хиппи 60-х, начала танцевать… Хотя концерт явно затянулся (с небольшим перерывом он продолжался около двух с половиной часов), возбуждение в зале нарастало, и когда Ролан закончил им начал откланиваться, его не хотели отпускать, и долго аплодировали и заставили-таки спеть на бис.

Расходились долго, потому что, прощаясь, подробно делились своими чувствами и впечатлениями. И целовались, как при встрече. Несколько человек задержались дольше других, расселись за сдвинутыми столиками около приходившего в себя Ролана, перед которым какая-то добрая душа поставила стакан с пивом, и тихо переговаривались… Но вскоре нас потихоньку вытеснила на улицу все возраставшая и возраставшая числом веселая компания разноцветной молодежи…

Андрей Вдовин, Париж-Дубна