МИФ, или Что и как говорят на Западе о фундаментальной науке в России
В “Независимой газете” была опубликована примечательная статья. Некто А. Кеннауэй, англичанин, рассуждал о целях и задачах русской фундаментальной науки. Статья эта наглядно демонстрирует, как формируются на Западе легенды о России. Очевидны тон статьи – глубоко недоброжелательный и задача – дискредитировать советские достижения. Делается это не в лоб, ибо цели станут ясны и эффект может быть противоположным. Поэтому автор выбирает “весомый”, “научный” стиль изложения. Последуем за ним и оценим его предположения…
Параграф первый: “Русский Бог – фундаментальная наука”. Первое, что бросается в глаза в этом разделе, это факт, что работник научно-технической сферы, инженерии, берется рассуждать о “чрезмерной вере в ценность абстрактного мышления” у русских ученых, не являясь профессионалом в этой области.
Далее. Он восхищается японским подходом к научным исследованиям, цитируя японского премьер-министра: “Мы сейчас настолько богаты, что можем позволить себе подходить к фундаментальной науке как к форме искусства, и рассматривать это как часть нашего вклада в мировую культуру”. Автор усиливает тезис: “…их (японцев – М. Б.-О.) не надо уговаривать тратить деньги на эти исследования. Вряд ли есть еще одна страна в мире, где бы так определенно высказались на этот счет”.
Этот аргумент в пику русским выглядит совершенно смехотворным с точки зрения “абстрактного мышления”, ибо именно русские десятилетиями демонстрировали подход к науке как к форме искусства, как к самостоятельной духовной ценности. Видимо, дополняя японского премьер-министра, многие в России, и это общеизвестный факт, считали и продолжают считать, что затраты России на исследования окружающего мира необходимы. Не обращаясь далеко в прошлое, можно напомнить один из недавних репортажей российского телевидения. Сельский житель, полгода не получавший зарплату, посоветовал правительству выделять деньги на медицину, образование и… новые космические программы. Очевидно, что, кроме Японии, есть “еще одна страна в мире, где так откровенно высказались на этот счет”.
Но, по всей видимости, английскому разуму трудно примириться с таким подходом к делу. Что мы видим, прочитав параграф, названный “Первоклассная вещь второй свежести”.
Походя назвав русскую науку явлением второго сорта, автор как неоспоримый аргумент приводит малое количество полученных русскими Нобелевских премий. Все остальные аргументы во втором параграфе не имеют никакого отношения к продекларированной мысли, ибо рассматривают не саму науку, а выгоды, которые она может принести. Итак, если мы возьмемся оценивать русскую науку на килограммы и дециметры Нобелевских премий, то должны немедленно вспомнить, что получению их препятствовали два обстоятельства.
Первое. Получение всякой премии (в том числе и научной) – ритуал, крепко замешанный на политических приоритетах.
Второе. В русских научных школах считалось дурным тоном публиковать больше нескольких работ в год. Только лучшее. Желательно совершенно новое. Это была этика талантливых людей. Работы писались на русском, переводились не всегда. Не было и в мыслях заниматься откровенной саморекламой. Ученые, верившие в “ценность абстрактного мышления”, брезговали теми околонаучными элементами, на которых базируется наука на Западе.
Еще один параграф озаглавлен: “Кому нужны российские кулибины?”. Зная о жесточайшей западной конкуренции в области продажи себя и своих достижений, смею предположить, что раздел о кулибиных пропитан ядом и завистью обойденного стороной. По-видимому, состоялась торговля: она решилась не в пользу автора статьи. И здесь автор далеко не одинок – можно найти в Интернете все: от “злобных пасквилей” до откровенно-матерной неутоленной брани в адрес способных русских, которым было отдано предпочтение при приеме на работу. Автор советует не верить талантливым русским и ни при каких условиях не платить им за что бы то ни было. Любопытно, что, некогда побывав в высоких советских инстанциях, автор, безусловно, выражал свое одобрение их деятельности. Это, впрочем, не помешало ему будучи дома с презрением называть русских “интеллектуалами” – в кавычках, писать о научных убеждениях старых ученых как об “инстинктах” и откровенно полагать, что любой русский молится на “иностранца с чеком”. Огромное большинство цивилизованных посетителей России именно так и твердят, вернувшись домой.
Круг интересов изобретателей сильно разнится на Западе и в России. Абсолютно подавляющее большинство изобретений на Западе удовлетворяют бытовые нужды: несть числа удобнейшим крышкам и крышечкам, замочкам, прокладочкам, открывалкам, застежкам, краникам и тысячам других приспособлений, идущих “навстречу потребителю”. Ибо в мире нет ничего важнее, чем инструменты комфорта. Разумеется, в России также уделяют этому внимание. Но самые блестящие разработки – часто относительно дешевые в изготовлении и остроумные – направлены на совершенствование наиболее сложных, высокоточных объектов. Что, надо заметить, идет параллельно с развитием фундаментальной науки.
Оценивая вал разработок, технических приспособлений на Западе, ориентированных на удовлетворение базисных, бытовых нужд и читая статью Кеннауэя, мы подходим к самому интересному. Главный принцип, из которого исходит автор, – это принцип полезности. Сами по себе задачи и цели фундаментальной науки его не интересуют. Для автора важно только то, что от науки можно получить. Какую выгоду она может принести.
…Как-то по австралийскому телевидению мы смотрели передачу о клонировании. Рассказывалось, что при известных условиях можно воспроизвести любое количество живых особей, а также оживить умерших, имея на руках их единственную клетку. Сидевшие вокруг русские предложили оживить Аристотеля и Канта; ведущий передачу предложил вырастить коров с одинаковым выменем, чтобы удобнее было доить…
В представлении англичанина любая деятельность человека должна приносить практический эффект. Этот результат должен быть измерен, просчитан, статистически обработан, представлен в графиках и расчетах – после чего можно решить, чем выгоднее заниматься. Мало того, достигнутый результат непременно должен воплотиться в реальные товары, “дойти до потребителя”, “внести свой вклад в благосостояние”, “способствовать процветанию” и т. д. и т. п. Таков кардинальный принцип, из которого исходит меркантильный английский ум. Когда он берется судить чужие достижения, он всех меряет на свой аршин. Он требует признать провал российской и советской науки, “если ее рассматривать в качестве основы процветающей экономики”, забывая, что не все в мире устроены по его образу и подобию. По всей видимости, автор исходит из того, что неуклонно ухудшающееся многие десятилетия состояние английской экономики имеет своей прямой виновницей английскую науку. Бледную дурнушку, растерявшую в бытовых хлопотах свой былой блеск.
Марина БОНЧ-ОСМОЛОВСКАЯ (Перт, Австралия)
Об авторе статьи. Родилась в Дубне. В 1972 году окончила школу № 9. “Ее университеты” – товстоноговский Большой драматический театр в Ленинграде, куда устроилась реквизитором, “чтобы посмотреть из-за кулис все спектакли”; лаборант кабинета истории искусств в Серовском училище живописи, где уже в качестве лаборанта сортировала огромную коллекцию слайдов и слушала лекции по истории искусств; работа в физическом отделе Академической библиотеки под руководством Б. С. Джелепова. Потом – увлечение психологией, учеба в Московском пединституте на факультете дефектологии и вечерние лекции на психологическом факультете МГУ. Прошла практику в Психоневрологическом институте имени Бехтерева. В 1992 году переехала с мужем, физиком, в Австралию. Вживаясь в новую среду, старались не терять связей с Россией, и постепенно, как и у многих русских, вынужденных работать и жить за границей, росла “обида за державу”, ибо отношение аборигенов к ней все более напоминает сегодня времена “холодной войны”. Об этом – первый том Марины “Южный крест”, который будет опубликован в Санкт-Петербурге, и статья, написанная специально для нашей газеты.
Е. М.