Беседы с учеными

"В конечном итоге все определяет результат"

В числе приоритетных научно-исследовательских работ, утвержденных в этом году решением Комитета Полномочных Представителей, - синтез сверхтяжелых элементов вблизи области Z=114 и изучение реакций слияния-деления для слабовозбужденных сверхтяжелых ядер. Что кроется за этой скупой формулировкой? Как продвигаются в Лаборатории ядерных реакций имени Г. Н. Флерова эти работы? Какова их стратегия и тактика? Как может отразиться на них объявленная в ОИЯИ реформа? Во имя чего коллектив лаборатории упорно, что называется, step by step, шаг за шагом движется к "острову стабильности" - по пути синтеза новых сверхтяжелых элементов, для которых теоретики предсказали необычайно большие времена жизни?

На эти вопросы сегодня отвечает научный руководитель ЛЯР член-корреспондент РАН Юрий Цолакович ОГАНЕСЯН.

"Обязательно

есть неизвестные,

неоткрытые острова"

Существование "островов стабильности" для сверхтяжелых трансурановых элементов было предсказано теоретиками более тридцати лет назад. Во многих лабораториях мира пытались к ним подступиться. Попытки заканчивались неудачно. Не потому, что ученые неправильно представляли себе эту проблему, а потому что это было чрезвычайно сложно технически. Однако запуск в последние годы в нашей лаборатории новых ускорителей, развитие ионных источников, целая серия новых экспериментов на наших физических установках привели к открытию "малого" острова стабильности и позволили взглянуть на эту проблему несколько по-иному, а заодно и правильно оценить свои технические возможности.

Теперь стало ясно, что для решения задачи требуется больший арсенал средств, а чувствительность эксперимента должна быть примерно в 1000 раз выше, чем когда-либо достигнутая в лабораториях наших коллег-конкурентов в США, Германии и у нас в Дубне.

Академик Арцимович говорил, что если вы хотите повысить эффективность установки в два-три раза - вам надо вылизать ее в деталях, если же хотите поднять этот фактор до десяти или более - выбросьте эту установку и сделайте новую. Как ни удивительно, но нам пришлось практически целиком заменить всю замечательную технику, которой мы гордились. Свой собственный рекорд интенсивности ускорения ионов предстояло повысить в десять раз! Наш ионный источник, который в течение многих лет был рекордным, который у нас заимствовали и американцы, и немцы, и французы, пришлось заменить на новый и довести его до требуемых параметров. На это ушло два года тяжелой работы. Это же время потребовалось для того, чтобы поднять параметры ускорителя. Ну и, наконец, чтобы повысить эффективность детекторов на наших сепараторах, мы обратились в дирекцию ОИЯИ за грантом и приобрели детекторы в самой лучшей мировой фирме. И когда все эти задачи были выполнены, можно было рассчитывать на успех.

Затратив столько средств и сил, нацеленных на синтез нового элемента, было бы неправильно, наверное, ограничивать себя только этой задачей. Разумнее было бы развернуть более широкую программу работ, связанных с физикой очень тяжелых ядер, детально исследуя их образование, распад и свойства. Поэтому мы объявили программу международной. И пригласили американских физиков, которые приехали со своей уникальной мишенью из плутония, французских химиков с их методикой быстрого выделения элементов, немецких коллег, с которыми мы уже много лет сотрудничаем, японских физиков, которые внесли свой вклад в совместные работы знаменитой электроникой. К этой работе подключилась большая группа наших специалистов, которые занимаются изучением деления ядер, а в скором будущем в наше общее дело втянется и европейская коллаборация со своим вкладом - уникальным детектором нейтронов. Полагаю, что на этом процесс вовлечения новых коллаборантов не остановится, потому что данная программа находится на передних рубежах современной ядерной физики.

Итак, мы достигли того, что хотели. Мы получили фактор 1000. Мы начали эти опыты и ведем их уже более месяца. Первые эксперименты помогли убедиться, что мы на правильном пути, и поэтому мы ожидаем желанного эффекта. Я имею в виду получение ядер, свойства которых будут исключительно необычными. Несмотря на то, что этот элемент очень тяжелый, он должен и жить очень долго. В этом нетривиальное предсказание современной теории. Если это так, если наше понимание атомного ядра настолько правильно, что, "загнав" его в экстремальные условия, мы убедимся в его долгой жизни - мы будем счастливы. Если не так... Я с ужасом думаю об этом: придется так много пересмотреть, что от нынешних теоретических построений не останется камня на камне...

"Это ли не цель желанная?"

Мне всегда казалось, что самая большая беда для науки - это серость, безразличие. В творческой работе нет ничего страшнее. И, кстати, далеко не все здесь определяется финансами. Мы знаем много примеров в нашей истории, когда в самое трудное время страна переживала гигантские взлеты человеческого духа в науке, культуре, рождение новых идей, новых течений, которые на многие годы вперед определяли ее ведущую роль в мире. Меня всегда несколько удручает, что наше сегодняшнее отставание по ряду позиций связывают напрямую с финансами. Конечно, я не идеалист, но уверен, что для того, чтобы существенно продвинуться вперед, нужно еще и что-то другое. Просто нужно быть в курсе всего, что делается в мире, оценить свои возможности, свою востребованность, признать свои ошибки. И потом определить программу действий на ближайшее время, обсудить ее с сотрудниками, объяснить всем, что если из этого ничего не получится, мы постепенно скатимся ко вторым, третьим, четвертым ролям... И, вообще-то говоря, станем никому не интересны.

Я совсем не против реформ, более того, я сторонник очень смелых реформ, и в нашей лаборатории это знают. Но - во имя чего реформы? И чем ярче, чем привлекательней для всех это самое "во имя чего" - тем, я бы сказал, круче должны быть реформы. И тогда уже не останавливаться, а идти до конца. В этом деле даже не очень важно, что скажут НТС, Ученый совет или прочие форумы. Достаточно поверить идею критическим мнением единомышленников - и после этого брать на себя ответственность и идти вперед. Потому что тысяча благословений и две тысячи отпущений грехов не сделают то, что может сделать небольшой коллектив соратников, которые доведут дело до конца. В конечном итоге все определяет результат. Если его нет - никакие объяснения, почему его не удалось получить, обществу не нужны.

Но, конечно, из широкого спектра интересных задач, которые находятся на переднем крае науки, надо выбрать такую, которая может стать главной для многих людей, а для тебя лично является целью жизни. И здесь легко понять, что в этом случае никто на второстепенную задачу не согласится. Тогда и путь к цели, к которой подступали и от которой отступали уже многие, будет особенно трудным, но интересным. Для руководителя это очень большая ответственность - с поводыря всегда самый строгий спрос. Именно он должен оценить все эти трудности и, может быть, даже наступить на горло собственной песне прежде чем убедить коллектив.

Тем не менее, нам удалось убедить физиков, что, если у нас не хватает пороха на осуществление десяти идей - выбрать пять, не хватает на пять - остановиться на трех, но таких, которые мы можем осуществить на самом высоком уровне. Без всяких скидок на экономическую и политическую ситуацию в России и других странах-участницах, на то, пришли деньги из Минфина или не пришли, есть ли электроэнергия, нет ли электроэнергии, - нужен результат!

Мы в Институте много лет говорим о концентрации усилий. На самом деле это понятие означает скорее необходимость принятия четких и строгих приоритетов. Система эта, должен сказать, мало отвечает так называемому академическому стилю... А иначе как прикажете? Рассуждать? Обсуждать? Или все-таки добиться результата и уже с этих позиций рассуждать и обсуждать?

В какой-то момент надо сжаться в кулак и бросить все для выполнения намеченного сценария. Только так можно познать собственные сильные и слабые стороны. Когда разожмешь кулак, то по пальцам пересчитать можно: здесь мы проиграли, здесь недотянули, это было хорошо, а эта прекрасно... Много параметров не надо - пяти пальцев достаточно, чтобы понять, что делать дальше. А заодно и посмотреть на коллектив - кто был при деле, кто не у дел, подумать, как жить дальше, сокращаться или еще больше концентрироваться.

Все это я не считаю, тем не менее, реформаторством. Считаю это нормальным развитием коллектива, развитием его научной жизни. Такой нормальной жизни у нас не было, правда, много лет. Все было известно заранее. Каждый знал, какого числа он получит зарплату и сколько, когда премию и обязательно в конце года выслугу... Интерес к науке держался на чистом энтузиазме, на личной любознательности, ни о какой обратной связи и речи не шло. При такой детерминированной системе ничего не надо было закрывать, чтобы открыть что-то новое. Понимаю, что это было трудно, и сейчас трудно в силу человеческого фактора... Но нельзя же отбрасывать интересное дело, потому что "человеческий фактор"...И серость с творчеством сосуществовали годами. Сегодня нам необходимы дух соревнования, конкуренция, жесткий отбор. Нужно, чтобы человек, который получил интересные результаты, выполнил интересную работу, ходил с гордо поднятой головой...

И еще очень важен климат, который складывается годами, десятилетиями, веками. Вспомним Геттинген, Копенгаген, Санкт-Петербург, вспомним семинары Капицы, Ландау. Дубна, конечно, помоложе, но к ее чести надо сказать, что люди сюда тянутся. И многие говорят: это, наверное, последний островок науки в России. Честно говоря, я думаю, что уж не самый последний, но тем не менее приятно это слышать от многих коллег. Этот климат надо беречь, сохранять, и почему бы именно это не объявить одной из целей реформ, если уж нам так хочется этих реформ?

"...Которых мы должны принять за образцы?"

Институту - больше сорока лет. Что дальше? Научные интересы по-прежнему зафиксированы там, где они начинались сорок лет назад. С чем-то надо сравнить. Однако когда ОИЯИ сравнивают с ЦЕРН, у меня это вызывает протест. То, что ЦЕРН и ОИЯИ - международные организации, еще не определяет их научный облик. Куда ближе нам другие центры, например, лаборатория в Беркли. Она несколько старше нас. Там впервые создали синхроциклотрон на энергию 450 МэВ. В Дубне - на 600 МэВ. В Беркли пустили синхрофазотрон на 6 ГэВ, на котором, кстати, был открыт антипротон. В Дубне - на 10 ГэВ. В Беркли соорудили линейный ускоритель тяжелых ионов УНИЛАК. В Дубне - циклотрон тяжелых ионов У-300. В Беркли решили ускорить на синхрофазотроне тяжелые ядра - в Дубне сделали то же самое. В Беркли решили перейти на жесткую фокусировку и пустили БЭВАЛАК, в Дубне - нуклотрон. В Беркли заменили линейный ускоритель на циклотрон с жесткой фокусировкой -

практически одновременно аналогичная машина создается в Дубне.

Наконец, в Беркли решили заняться физикой твердого тела и соорудили ускоритель электронов, на котором можно получать синхротронное излучение - в Дубне эти работы ведутся на реакторе ИБР-2 и есть проект создания ускорителя для получения синхротронного излучения...

Что сегодня представляет собой Беркли? Одно из отделений занимается ядерной и релятивистской ядерной физикой, представлена физика твердого тела, ведутся исследования различных текстур и структур. Работы по физике частиц ведутся на выезде. Чрезвычайно похоже на тематику Дубны! Но помимо этого там есть проекты по исследованию новых материалов, по физике Земли, экологические проекты и, наконец, то что сегодня называют "лайф сайенс" - науки о жизни. Самые новые и перспективные направления определяют там прогнозы экспертов до 2010 года, которые на основе строго научных данных определяют то, что будет востребовано обществом в разных областях человеческих знаний, а следовательно, и финансироваться этим же обществом. Да, лаборатория в Беркли развивается гораздо динамичнее, чем Дубна, она очень сильно изменила свое лицо! У нас же, в основном, все по-прежнему. Может, стоит задуматься? И в этом тоже я вижу один из путей реформы.

Мы сотрудничаем с Беркли, я встречаюсь со своими коллегами из этой лаборатории. У нас очень много общего. Они так же стареют, как и мы. Мы с одинаковым энтузиазмом обсуждаем наши проблемы, с одинаковой горечью сетуем на то, что все меньше способных молодых людей выбирают науку... Разница между нами только в том, что там вырастают новые отрасли знания, а мы к этому придем еще не скоро. Но, может быть, не обязательно ждать и догонять? Может быть, сейчас, когда и наше общество стало более динамичным, постараться сделать это побыстрее? Вот над чем, мне кажется, стоит задуматься. Но это уже очень серьезно и сложное дело. Но интересное.

Беседу вел Евгений Молчанов.