К 40-летию ЛВТА-ЛИТ

Сейчас, когда Дубна готовится встретить очередной свой юбилей, и встретить его мощно, аккордно, с премиальными и надбавками, когда ОИЯИ свой юбилей уже отметил и продолжает его отмечать, когда все вокруг дышит воспоминаниями и любовью к Дубне и погружается вместе с этими воспоминаниями в славное прошлое города, - в это время готовится встретить свой скромный юбилей и Лаборатория информационных технологий - бывшая ЛВТА.

Формально ЛВТА появилась 40 лет назад - ее появление на карте ОИЯИ относится к концу лета - началу осени 1966 года. Но, как сказал один мудрый человек, первый директор Лаборатории М.Г.Мещеряков, ничто в этом мире не возникает на пустом месте. На месте ЛВТА к тому времени уже был Вычислительный центр, он же ВЦ, со своими людьми, помещениями и зарплатами, а до ВЦ была расчетная группа в рамках Лаборатории теоретической физики, по другим данным - вычислительное бюро, а уж расчетная группа существовала и до ЛТФ, и до ОИЯИ.

Известно, что первым программистом было дочь лорда Байрона леди Ада Лавлейс. Менее известно, что первыми вычислителями, а затем программистами в Дубне были три выпускницы механико-математического факультета Ленинградского университета: Рета Тентюкова, Люда Леднева (будущая Кулюкина) и Ира Сверчкова (будущая Попова).

Их молодость совпала с молодостью отечественного программирования. Однажды за чашкой чая Генриетта Николаевна, без всякой подготовки, рассказала о программистах 50-х годов, о времени первых вычислений и первых ЭВМ - тех самых, что размещались в нескольких металлических шкафах с человеческий рост и выше, напичканных электронными лампами, которые и в телевизорах-то сейчас не увидишь, - и все это электронное богатство горело, грело - и, как следствие, перегорало. Самому этому "однажды" уже 25 лет. Тогда Дубна была вдвое моложе (в данном случае уточним, чтобы избежать столкновений с патриотами древнерусской Дубны, речь идет о Дубне - городе физиков). Вдвое меньше исполнилось и ОИЯИ, и в канун празднования этой знаменательной даты всем институтским стенгазетам было отдано распоряжение сделать специальный выпуск. Кто нам подсказал, что надо обратиться к Генриетте Николаевне, я уже не помню, да будет благословен этот человек, но точно помню, как мы с Женисом Мусульманбековым, вооруженные магнитофоном, постучались к Генриетте Николаевне. Когда мы зашли, стол был уже накрыт. В секторе АСУ собирались пить чай. Мы оказались в нужное время в нужном месте.

Это была чистой воды импровизация. Да простит меня Генриетта Николаевна, но в то время она, кандидат наук и начальник сектора, по-прежнему напоминала героиню Надежды Румянцевой из фильма "Девчата". "Ага, голубчики!" - сказала Генриетта Николаевна, едва мы с Женисом объявили о цели нашего визита. "Попались", - подумали мы с Женисом. - "Сейчас я вам расскажу!" - пообещала Генриетта Николаевна. Сейчас это может показаться странным, но тогда, 25 лет назад, считалось, что вычислительная техника и программирование уже достигли своих высот, а доисторические времена остались в далеком прошлом. Всегда кажется, что уж мы-то живем в эпоху расцвета цивилизации, а Каменный век был давным-давно. Похоже, это заблуждение носит системный характер. Во всяком случае, для нас с Женисом в тот момент это было характерно. Вот что, по-видимому, имела в виду Генриетта Николаевна, когда сказала: "Ага!".

...Нас напугали при распределении: доедете, говорят, до Большой Волги, а там три километра пешком, до деревни Ново-Иваньково. Мы только спросили: по специальности? По специальности. Больше нас ничего не интересовало. Мы были молоды, и все нам представлялось в романтическом свете.

Доехали поездом до Дмитрова, а там взяли такси. На развилке (где сейчас остановка "Дмитровское шоссе") шофер спрашивает: куда дальше? А так как у нас была инструкция дальше идти пешком, мы сказали: все. Он нас выгрузил, мы спросили, где ГТЛ (под таким названием - "Гидротехническая лаборатория" - существовал тогда ядерный центр - будущая площадка ЛЯП), и пошли... хорошо еще, что чемоданы догадались в Дмитрове оставить, в камере хранения.

На Черной речке останавливает нас милиционер (примерно там, где сейчас располагается цветочный магазин "Флореаль", стоял милицейский пост - прим. авт.). "Девочки, вы куда?" - "На работу". - "А направление у вас есть?". Посмотрел направление и показал, как дойти до отдела кадров. В то время - 53-й год - от Черной речки до отдела кадров сплошь бараки стояли. Мы, конечно, расстроились: город маленький, бараки, колючая проволока... страсти какие!

Поселили нас в общежитии. Ну вот, первое впечатление на следующий день: институт очень молодой. В основном наши ровесники, или на год-два постарше - да два-три старичка, которым было немного за сорок... Михаил Григорьич в их числе (М.Г.Мещеряков). Привели нас в компанию мальчиков-физиков. Девочки, вы что кончили? Университет кончили. Очень хорошо! Вот вам счетные машинки... И мы считали: они дают нам формулы, а мы считаем. Многозначные числа набираешь - только машинка трещит... В общем, работа - тихий ужас. Через два месяца мы взбунтовались: для чего мы университет кончали? Дайте нам хоть какого-нибудь научного руководителя! Нам говорят: ищите... Мы долго искали, не нашли. Через два года пришли к нам профессора Московского университета Чудов Лев Алексеевич и Фомин Сергей Васильевич. Вот тогда у нас и семинары стали проводиться, и задачи перед нами ставили математические... Так что с точки зрения научной работы стало гораздо интереснее.

Примерно в это же самое время (пятьдесят четвертый год) Венедикт Петрович Джелепов сказал: поезжайте в Москву, там есть электронно-счетная машина БЭСМ. А мы в университете только слышали про электронные машины. Первое впечатление, конечно, было грандиозное: зал огромный, литературы никакой... К счастью там работал мой знакомый, он меня и научил. На ней я пробовала свою первую программу - с треками.

А потом Джелепов сказал: давайте тоже машину покупать. И купили мы "Урал". 100 операций в секунду, память вся на барабане... Да, а перед тем, как покупать, послали меня в Москву на совещание по уточнению окончательной конструкции первой отечественной серийной ЭВМ - Венедикт Петрович меня вместо себя направил. Интересный там был состав: Келдыш, Тихонов, Соболев... Это академики - те, кто науку двигают. И были там те, кто сами на машине работали: кандидаты и доктора наук. И разгорелся между ними спор: плавающую запятую делать, или фиксированную? Академики говорят: фиксированную будем делать, машина выйдет компактнее, проще - подумаешь, запрограммировать! А им в ответ: трудно программировать! Спор был яростный! В конце концов, академики победили. Взяли своим авторитетом, сделали фиксированную запятую... Долго мы потом с ней мучались, будь она неладна.

Да, но 100 операций! Что такое сто операций в секунду для нашего института? Опять же не самое страшное. Работали мы с магнитной лентой. Она была тогда, конечно, не такая как сейчас. Она почему-то все время пересыхала - и очень сильно шуршала при перемотке с бобины на бобину. Вот так сидишь на машине ночью, кемаришь (инженер в соседней комнате спит), и вдруг - зашуршала, голубушка! Вздрагиваешь: господи, только бы не порвалась! Одна мысль...

А самое главное, не было никакого математического обеспечения. Вот мне нужен, например, синус - я его пишу в кодах. Нужен еще раз синус - я его снова пишу... Я помню, первое, что сказал Говорун, когда пришел, - господи, да как вы тут работаете? Ну, работаем... Ну давайте мы хоть какую-нибудь систему элементарную сделаем! Так что он, собственно, первый... Сейчас этого уже никто не помнит; он, наверное, и сам забыл...

К этому времени уже ОИЯИ образовался, и мы были в составе ЛТФ. Директором ОИЯИ был Блохинцев, а директором ЛТФ - Боголюбов. Он любил ходить в окружении своих учеников, и мы бегали на них смотреть. Они тогда занимались дисперсионными соотношениями. Однажды Логунов, который держал связь с нашей расчетной группой, дал мне задание: пересчитать результаты, приведенные в статье из западного журнала, на ЭВМ. Задача получилась интересная... Так у меня появились большие задачи. Следующая, например, заняла 400 часов машинного времени на "Урале".

Тут у нас уже Вычислительный центр образовался, начальником его стал Евгений Петрович Жидков. Появились планы работ, отделы (математический и машинный), группы.

Ездили мы еще в Москву на "Стреле" считать, эта машина была все-таки помощнее "Урала". Долгое время ездили все хором, во главе с Говоруном и Игорем Силиным. Каждый со своей колодой. Время нам давали там - в ночь с воскресенья на понедельник. Выезжали в воскресенье днем, ночь работали, возвращались в понедельник, отсыпались - и на следующий день, с утречка - опять на работу. Так продолжалось, пока мы не взбунтовались. Николай Николаевич... Ну, вы же знаете, что такое Николай Николаевич: он и сам, и никому... Николай Николаевич страшно удивился: так вам что, отгулы нужны? Ну конечно! Где же у нас выходной? Пропал! Он: да пожалуйста! Ему и в голову не приходило...

Кстати, еще одна интересная подробность: выдачи на "Стреле" не было. На "Урале" хоть распечатку чисел можно было получить, а на "Стреле" выдается на перфоратор колода перфокарт, без всякой надпечатки, - и изучай перфокарты на свет! У них там автономное устройство было для распечатки, но в воскресенье оно не работало, а в понедельник утром мы уже уезжали. И продолжалось все это до тех пор, пока мы М-20 не купили...

А, нет, братцы мои, был еще "Киев"! "Киев" - это эпопея! Это что-то такое ужасное. Он, в общем-то, никогда не работал. Нас с Лидой Нефедьевой усадили за него, писать для него элементарные функции; память была очень ограничена, приходилось экономить каждую ячейку, и вот мы с Лидой изощрялись. Но "Киев" так и не заработал, хотя киевляне постоянно его переделывали и просили нас подождать еще десять-пятнадцать минут, и мы сидели на нем все воскресенья...

Ну вот, купили мы М-20. Уже шестидесятые годы пошли, АЛГОЛ появился, Лида Нефедьева читала нам первые лекции по АЛГОЛу. Да, цивилизация началась. Жить стало легче. Но тоже... Время на М-20 распределяла табельщица. Распределяла она так: вот тебе время с 12.02 по 12.04, две минуты. А для учета времени на машине стоял будильник. И мы его все время подкручивали назад. Приходишь на машину, например, в два - а там половина второго, а то и час... Магнитофоны тогда были невзаимозаменяемые: на каком записал - на том и читать нужно было. Магнитная лента все время "убегала" и сматывалась вся за перегородку. В таких случаях надо было встать на скамейку, поймать крючком ленту и быстро намотать ее снова на бобину. Пока бежишь, достаешь и наматываешь - твои две минуты уже прошли...

И к перфораторам нас не допускали. Боялись, что поломаем. Это уже потом Николай Николаевич настоял, когда вернулся из ЦЕРН. Так что если нужно было что-то срочно исправить, летишь в перфораторную, просовываешь голову в окошечко и умоляешь: девочки, ради бога! У меня машина стоит... И сердобольные девочки бросались к перфоратору...

БЭСМ-6... Вы, наверное, не застали первое устройство ввода перфокарт на БЭСМ-6? Сейчас я вам расскажу, как оно работало. Ставишь колоду. Включаешь. Медленно, вдумчиво: чух-чух-чух... Вдруг: тра-та-та! "Четыре карты"... Это значит, надо вытащить колоду, отсчитать четыре карты от того, что прошло, поставить в начало оставшейся части колоды - и снова нажать пуск. Валя Никитина рассказывала, что во время какого-то международного совещания, а БЭСМ-6 только ввели, Говорун привел в машинный зал западных иностранцев - похвастаться, какой у нас вычислительный центр. А Валя, как нарочно, большую колоду поставила. Ну что ты будешь делать! "Четыре карты"... "Четыре карты"... Валя стоит, краснеет. Ну, ничего, иностранцы - народ вежливый: посмотрели, как Валя карты вводит, - и ушли. Валя говорит: я чуть со стыда не сгорела! А что поделаешь? Мы же не виноваты...

Ну, что вам еще рассказать? Дальше вы и сами все знаете!

На этой оптимистической ноте и завершилась тогда наша беседа с Генриеттой Николаевной. Сейчас думаешь: эх, мало! Но и это стало для нас тогда откровением. Вот так работали программисты первого поколения - я бы даже сказал, первого призыва, - люди, которые по образованию были математиками и, бывало, направлялись "в вычислители" по комсомольской путевке. По-разному сложились их судьбы. По-разному сложились и судьбы первых ЭВМ.

Когда воспоминания Генриетты Николаевны появились в "Импульсе", старые вэцэшники первым делом откликнулись на тему "Киева". Оказалось, что "Киев" все-таки удалось привести в чувство, и он передавал по кабелю, протянутому между ЛНФ и Вычислительным центром, экспериментальные данные - для их последующей математической обработки на чудо-ЭВМ того времени М-20. Как вспоминает Алла Ефимова, "Киев" потом удалось продать Севастопольскому институту океанологии, вместе с супружеской парой инженеров Щетининых, которые умели на нем работать. Сумели севастопольцы добиться от "Киева" какой-нибудь пользы, или сразу утопили в Черном море, - об этом история умалчивает, но доподлинно известно, что Щетинины много лет бороздили Черное море на одном из научно-исследовательских судов. О судьбе "Урала" ничего не известно. Во всяком случае, его конструктор инженер Рамеев намного пережил свое детище. М-20, отработав на ниве физики высоких и низких энергий, оказалась востребованной в конструкторском бюро "Радуга", где также принесла немало пользы. Что касается других машин, то они принадлежали уже следующему поколению ЭВМ, и что стало с ними, как говорится, и так хорошо известно.

Александр Расторгуев