Беседы о людях науки

(Продолжение. Начало в N43,45.)

Это была совершенно замечательная история, плод реальной жизни ОИЯИ и подарок судьбы. В 1991 году в результате работы в архиве на Лубянке я напечатал в "Природе" статью "Моя антисоветская деятельность". Один год из жизни Ландау". Через какое-то время получаю письмо на русском языке - с небольшим акцентом, из Германии, автор письма просит разрешения перевести мою статью на немецкий язык. Связались по электронной почте, которая тогда только начиналась. Мне было непонятно, кто этот немец, почему он читает русские журналы, когда Восточной Германии уже нет?.. Со временем я все больше узнавал своего нового знакомого, и на сегодняшний день это один из самых дорогих для меня друзей.

Хельмут Роттер шесть лет работал в Дубне. За это время влюбился в Россию, в историю российской науки, много читал. В Дубне у него остались друзья, один из них Вальтер Фурман присылал ему русские научные журналы. Так он, собственно, на меня и вышел. И в результате перевел не только названную статью, но и книгу, подготовленную на основе моих статей, которые публиковались в журналах "Природа", "Знание - сила". Книга вышла в Германии в 1995 году.

Во-первых, он физик-ядерщик, экспериментатор, во-вторых, человек с непростой судьбой, и здесь личный аспект очень важен. Ему было десять лет, когда окончилась вторая мировая война. Отец его, простой инженер, был арестован советскими войсками в 1945 году и... исчез. Казалось бы, такой факт биографии мог бы омрачить его взгляд на все Российское. Ничего подобного. Он мне рассказывал, как на его глазах Германия разделилась. Меня поражало, что совсем другая страна┘ когда издалека посмотришь, все другое - традиции, культура, а так много общего было в нашем отношении к реальным событиям...

В процессе перевода он мне очень помогал, задавая острые и точные вопросы, иногда стимулировавшие новые микроисследования. Он работал в Дрездене, в том самом Ядерном центре, где знаменитый Клаус Фукс был заместителем директора. И он мне устроил возможность приехать туда, сделать доклад и поговорить с одним из ближайших сотрудников Фукса, что помогло мне разглядеть его трагическую фигуру.

С особенным историко-научным удовольствием я вспоминаю нашу с ним встречу в Страсбурге в 1999 году. В связи с десятилетней годовщиной смерти Сахарова, меня пригласили выступить в Европейском Парламенте. А по Страсбургу мы с Хельмутом ходили, ясно понимая, что именно оттуда идут главные корни Московской физики. Ведь в Страсбургском университете учились физике П.Н.Лебедев и Л.И.Мандельштам. Первый учился у А.Кундта, второй - у Ф.Брауна. И оба учителя были не менее важны для основоположников Московской физики, чем те для своих учеников. Другое поучительное историческое обстоятельство связано с происхождением самой страсбургской школы физики. В результате Франко-прусской войны Германия захватила Страсбург и стала насаждать там сильное Германское образование. Так что сильный тамошний университет - мирный результат военно-политической истории. Так же как у истоков ОИЯИ военно-научное задание и Лаврентий Берия, как главный покровитель. Такова история науки в 20 веке, в которой соединены черные и белые обстоятельства.

А в наших страсбургских разговорах с Хельмутом оптимизма нам добавляла новейшая история - в Страсбурге, отнятом у Германии после второй мировой войны, воцарился полный мир между народами. И это вполне ощутимо. И очень ободряет... И меня и Хельмута, с которым я состою в переписке и в нежной дружбе, и за которого очень благодарен вашему Институту.

Илья Михайлович Франк оставил глубокий след в моей памяти. Его учитель С.И.Вавилов - один из моих любимых трудных героев. Солженицын в "Архипелаге ГУЛАГ" представил его эталоном лакейства, сталинского холуйства и так далее. Его брата погубили, а он прислуживает убийцам! Это, конечно, неправильная оценка. Но, порядочно узнав о Вавилове (в немалой степени из того, что писал И.М.Франк), я допускаю, что к концу жизни он сам мог бы горько согласиться с такой несправедливой оценкой. Не согласны, однако, те, кто работали рядом с С.И.Вавиловым, знали его в реальной жизни, видели как он жертвовал собой, как он защищал даже тех, кто ему был не очень симпатичен, но, как он уверен, преданы науке и честно делают свое дело. И я, как историк науки, не согласен.

А знакомство с Ильей Михайловичем и с его нежной, преданной любовью к Сергею Ивановичу, было для меня замечательно в нескольких смыслах. Во-первых, не я с ним познакомился, а он со мной! Звонок: "С вами говорит Илья Михайлович Франк...". То был первый нобелевский лауреат, который позвонил мне. Было отчего растеряться. "Да, слушаю вас, Илья Михайлович".

- Мы готовим сейчас третье издание сборника о С.И.Вавилове. И мне сказали, что у вас есть какие-то материалы, подтверждающие, что Сергей Иванович заступался за репрессированных.

- Да, действительно, есть его письмо в защиту М.П.Бронштейна. Оно сохранилось у Лидии Корнеевны Чуковской, но это копия, не оригинал...".

А это было уже в конце 80-х годов, когда материалы из Лубянских архивов уже вовсю публиковались. И я предложил: "А почему бы вам не обратиться в архив КГБ? Они, думаю, будут рады Вам помочь. Ведь речь идет о событиях давних. И они сейчас с большим удовольствием показывают, как они изменились". Последовала долгая пауза, и затем глуховато: "Я с ними не хочу иметь никакого дела". И по этой фразе нобелевского лауреата можно было представить, что у него на душе накопилось.

Воспользовавшись неожиданным подарком судьбы, я решил обратиться к Франку со своей просьбой: "Илья Михайлович, как я рад Вашему звонку! У меня есть очень интересный документ исторический, и хотелось бы с вашей помощью его лучше понять. А, может быть, он вам пригодится для сборника о Вавилове. Это стенограмма актива в ФИАНе весной 37-го года по следам двух событий - с одной стороны, пленума, на котором врагов народа Бухарина и других передали в руки НКВД, с другой, арест заместителя С.И.Вавилова по ФИАНу - Бориса Михайловича Гессена. На активе многие выступали, в том числе и Вы. Не могли бы Вы посмотреть эту стенограмму и как-то прокомментировать ...". Опять долгая пауза... - "Я там что-то страшное сказал?" - "Да нет, то-то и удивительно. Некоторые упоминали "разоблаченных врагов народа", а вы вообще ни словом об этом не обмолвились. Только о науке, о делах лаборатории ...".

Когда я передавал эту стенограмму Илье Михайловичу, то понимал, что не столько жду от него комментария, сколько хочу, чтобы он убедился, что ничего страшного там не сказал. И что Сергей Иванович Вавилов, который там, на активе, называл арестованного по имени-отчеству и заслонял собой лучших людей, заслуживает не только любви но и уважения.

(Окончание следует)

Беседу вел Евгений Молчанов