ОИЯИ-50: страницы истории


Продолжая начатую в N30 публикацию материалов об истории создания и развитии ЛНФ, сегодня мы предлагаем нашим читателям воспоминания одного из старейших ее сотрудников Альберта Борисовича Попова.

К началу 1958 года Лаборатория нейтронной физики, еще не имевшая собственного здания, вся размещалась в десятке комнат корпуса N3 ЛЯП. Были организованы научный сектор, сектор электроники, мастерские, зарождалось конструкторское бюро. Не знаю, благодаря провидению Ильи Михайловича Франка или в результате его тесного общения в ФИАН с Федором Львовичем Шапиро, были определены первые задачи по подготовке экспериментов на реакторе ИБР. Эти задачи предстояло решать нам - вчерашним выпускникам физфака МГУ, В.И.Лущикову, Ю.В.Тарану, В.В.Голикову, Г.С.Самосвату и мне. Через год в лабораторию пришли молодые физфаковцы Ю.М.Останевич и Э.И.Шарапов, первыми же научными сотрудниками были более зрелые Ю.С.Язвицкий, В.П.Алфименков, и чуть позже - Л.Б.Пикельнер и Ю.В.Рябов. Возможно, под влиянием автора идеи пульсирующего реактора Д.И.Блохинцева было заявлено о необходимости развития времяпролетной методики, как наиболее перспективной для исследования сечений реакций - актуального тогда направления. Таким способом пополнялся банк ядерных данных, необходимых для реакторостроения. При этом было понимание необходимости проведения многосторонних исследований разных каналов - реакций рассеяния, захвата и деления.

Л.Б.Пикельнер и В.В.Голиков.
Таким образом, одновременно готовились три направления будущих экспериментов, требовались соответствующие детекторы, другое оборудование. Этим занимались сектора Ю.С.Язвицкого и Л.Б.Пикельнера, группа Ю.В.Рябова.

И опять же, наверное, благодаря интуиции или более глубокому пониманию предмета Ильей Михайловичем и Федором Львовичем, сразу же началась подготовка экспериментальной установки для поляризации нейтронов. Федор Львович предложил новую, очень перспективную методику для поляризации нейтронов - пропускать их через протонную мишень. Освоенная раньше методика позволяла получать поляризованные нейтроны только при малых энергиях. А поляризованные нейтроны были необходимы для исследования ядра - изучения спиновой зависимости сечений. Полученные в этой области данные на долгие годы стали "изюминкой" лаборатории. А развитие методики помогло в дальнейшем выйти на исследование эффектов нарушения пространственной четности в нейтронных резонансах, чем прославилась в последние лет 15 команда Л.Б.Пикельнера.

В.Г.Терентьев, Н.Т.Хатько, Ю.В.Рябов, А.А.Лошкарев, Г.С.Самосват.
Параллельно с этими исследованиями Ф.Л.Шапиро при участии польских коллег начал развивать эксперименты по физике конденсированных сред. Первые эксперименты в этой области были выполнены В.В.Голиковым, Ф.Л.Шапиро, А.Шкатулой, Е.Яником по исследованию рассеяния медленных нейтронов на воде.

Вообще, надо заметить, что вся подготовительная работа начиналась на голом месте - в пустых комнатах, руками и головами участников создания этих установок. Электронное обеспечение осуществляли наши радисты во главе с Г.Н.Забиякиным, который сыграл выдающуюся роль в создании серийной линейки радиоаппаратуры ЛНФ. Она десятилетиями помогала нам в проведении и обработке экспериментов. Г.Н.Забиякин, кстати, первым понял, что нельзя каждый эксперимент по сбору информации делать индивидуальным, - так возникла идея первого измерительного центра в ОИЯИ. В нем были собраны анализаторы, устройства, связывающие их с ЭВМ, - сначала это была вычислительная машина "Минск" в вычислительном центре ОИЯИ, потом БЭСМ-4 в измерительном центре ЛНФ. В результате, информация со многих экспериментов выводилась на вычислительную машину, где проходила экспресс-обработку и долго хранилась. Как тут не вспомнить первое приобщение к "вычислительной" технике, лабораторного производства: диск из оргстекла с рисками, вращающийся на подшипнике. Раскрутишь его как волчок, потом - хлоп рукой и смотришь, на каком значении остановилась риска. На этом волчке И.И.Шелонцев методом Монте-Карло рассчитал спектр нейтронов реактора после парафинового замедлителя. Точно помню, что первый семинар ЛНФ состоялся 11 марта 1958 года. На нем В.Н.Ефимов рассказал, что такое нейронные резонансы и как их можно описать формулой Брейта-Вигнера.

Г.С.Самосват за амплитудным анализатором "Радуга".
Для проведения спектрометрических измерений по времени пролета были необходимы анализаторы - многоканальные устройства, позволявшие накапливать события прилета нейтронов. В СССР таких не было. Первый 1000-канальный анализатор был разработан Маталиным в Обнинске. В ЛНФ обслуживал его В.Д.Шибаев, который затем развивал эту серию анализаторов вплоть до применения микросхем. Это было важное направление, задержка с развитием которого затормозило бы развитие спектрометрических измерений и по ядерной физике, и по физике конденсированных сред. Наиболее эффективными из детекторных устройств для регистрации нейтронов и гамма-квантов были сцинтилляционные детекторы. Их можно было делать больших размеров и они позволяли регистрировать события с большой вероятностью. Это была новая методика и ее создание и наладка потребовала интенсивных контактов со многими московскими исследовательскими институтами и заводами. Сегодня это трудно представить, но в то время можно было приехать в любой НИИ с простым письмом даже без печати, в котором содержалась фраза "дирекция ЛНФ в порядке научно-технического сотрудничества просит оказать содействие такому-то в получении консультации по такому-то вопросу", имея, правда, соответствующую форму допуска из первого отдела, и в Дубну ты возвращался, получив не только квалифицированную консультацию, но и снабженный необходимыми для создания сцинтилляционных детекторов фторопластной резиной, эпоксидными клеями, фотоумножителями...

Ю.С.Язвицкий готовит азотный криостат к эксперименту, 1963 г.
Когда в 61-м году мы переехали в лабораторный корпус, а потом в 63-м в нынешний директорский корпус ЛНФ еще без пристройки, то размещались там все - отдел ядерной физики, отдел конденсированных сред, радисты, - в тесноте, ничуть не мешавшей, а часто и помогавшей делу. Годы сооружения и пуска ИБРа, постановки первых экспериментов окрашены в памяти неповторимой обстановкой всеобщего содружества. Причем, она распространялась и на нерабочее время. На территории площадки ЛЯП было оборудовано много волейбольных площадок, на которых после работы азартно сражались сотрудники разных поколений, иногда с нами играл и Федор Львович. У многих уже появились дети, а часто баталии были такими страстными, что времени на то, чтобы добежать до закрытия яслей или детского сада оставалось считанные минуты. Между лабораториями проводилось много соревнований по футболу, волейболу, хоккею. Женская лабораторная команда по волейболу несколько лет становилась чемпионом ОИЯИ. А какие были капустники... Традиция праздничных вечеров с капустниками зародилась в самые первые годы. Помню из какого-то выступления:

Ламповые анализаторы были очень ненадежными, требовали постоянного к себе внимания. Помню, у Г.Н.Зимина был специальный резиновый молоточек, которым он обстукивал лампы, проверяя качество контактов и быстро выявляя лампы, требовавшие замены.

Вспоминается приезд в Дубну Нильса Бора и его посещение лаборатории. Физики собрались в кабинете Ильи Михайловича, чтобы посидеть рядом с великим ученым, "родившим" квантовую механику. Удивительно было встретить его рано утром, одиноко гуляющим по городу.

"Новоиспеченные" кандидаты: В.В.Голиков, Ю.В.Рябов, А.Б.Попов, 1969 г.
К десятилетию существования лаборатории у части молодых сотрудников накопилась некая неудовлетворенность: много времени требовали методические разработки, совсем мало его оставалось на библиотеку, очень мало было контактов с другими научными коллективами, редким было участие в научных конференциях. И то ли в ответ на высказываемое недовольство, то ли так совпало, но появились и выезды за границу, и, главное, начались знаменитые нейтронные школы в Алуште. Участие в них давало большой заряд вдохновения, можно было оценить, какое положение в научном мире занимает ЛНФ, все сделанное приобретало свой реальный вес. Потом, это же юг, море, солнце! Алуштинские школы любили. Мне кажется, их роль в развитии и становлении лаборатории была существенной. И.М.Франка как-то упрекнули, мол, нецелесообразно собирать академиков на какую-то школу, но он проявил твердость: "Да, школа для академиков тоже нужна!"

Настоящим капитаном нашего большого, а были годы, когда число сотрудников лаборатории достигало 600 человек, корабля был Илья Михайлович, хотя "правил" он для многих, может быть, и незаметно, и с "кадрами" работал без крика и выговоров. Хотя ситуации бывали разные. Когда на ИБРе произошла разгерметизация твэлов, дирекция Института требовала от Франка назвать фамилии виновных. Он никого не назвал. И, может быть, благодаря именно этому его поступку, те же люди с энтузиазмом работали на запуске ИБР-2. На мой взгляд, в том, что лаборатория стала именно такой, огромная заслуга Ильи Михайловича. Когда он был уже почетным директором ЛНФ, меня однажды попросили завезти в Москве Илье Михайловичу какие-то бумаги. Его московская квартира поразила меня своим спартанским видом - солдатская кровать, письменный стол и горы книг стопками на полу... Представители той старой когорты, кого сегодня уже нет с нами, действительно служили Родине и науке, не думая о собственном благополучии. И от нас не требовалось большого мужества, чтобы лишь сохранить все те ценные качества, заложенные в коллективе лаборатории, которые мы сегодня разбазариваем.

Записала Ольга Тарантина. Фото П.И.Зольникова, А.К.Курятникова, А.Б.Попова.