Коллектив и его дело

Ветеран ОП В.И.Шелохнев В канун 40-летия со дня образования Опытного производства ОИЯИ наш корреспондент Ольга Тарантина встретилась с организатором и первым начальником Центральных экспериментальных мастерских, а позже Опытного производства ОИЯИ М.А.Либерманом. Вот, что он рассказал.


По решению учредителей в составе ОИЯИ предполагался завод экспериментальной физической аппаратуры (ЗЭФА). Уже было отведено для него место, но его почему-то решили не строить. В городе всеми хозяйственными объектами, в том числе и ОГЭ, в то время ведало административно-хозяйственное управление (АХУ). Я приехал в Дубну в октябре 56-го и был назначен начальником электромеханического цеха ОГЭ АХУ. Вскоре АХУ перестало существовать, и все его подразделения влились в состав ОИЯИ. Когда котельную перевели с угля на мазут, то высвободился огромный угольный склад. Как-то около него я встретился с административным директором Института В.Н.Сергиенко. Он спросил, что лучше всего на месте склада организовать? На что я ответил: "Это ваше дело решить, что организовать, а уж преобразовать склад поручите мне или кому-нибудь еще".

Шел 1962 год, и уже стало ясно, что отказ от создания ЗЭФА - ошибка. Мастерские, организованные при каждой лаборатории, не удовлетворяли полностью потребности физиков. Поэтому на месте бывшего угольного склада и прилегающей территории было решено создать Центральные экспериментальные мастерские. Бывший склад представлял собой холодный ангар, со стенами и кровлей из шифера. 1 января 1963 года был утвержден штат ЦЭМ, в который полностью вошла механическая часть цеха ОГЭ. Дополнительно были приглашены необходимые специалисты. А уже в последующие годы мы сами обеспечивали себя кадрами: ежегодно набирали выпускников школ и определяли их в ученики к квалифицированным рабочим. Большинство из них у нас оставалось. Было время, когда молодежи набирали до 50 человек ежегодно. С годами штат мастерских рос, максимальная его численность составляла около 500 человек. Это в основном, рабочие разных специальностей, а также и молодые специалисты-инженеры, выпускники вузов. Стали возникать династии, традиция эта сохраняется и сейчас.

Каким должен быть ЦЭМ? Первым делом я встретился с главными инженерами всех лабораторий, с членами функционировавшего в те годы институтского совета по радиоэлектронике. В результате был очерчен круг задач, которые предстояло решать силами ЦЭМ. Основным назначением наших мастерских было, главным образом, изготовление узлов и деталей общеинститутского применения и больших размеров. Стало ясно, какое оборудование нам необходимо. Как раз в то время в ОИЯИ приехал президент ЧССР А.Запотоцкий. У него осталось очень хорошее впечатление от визита, в конце которого он спросил: "А чем может Чехословакия помочь ОИЯИ?" Ему ответили: "Автомобилями, мебелью, станочным оборудованием". ЦЭМу тогда требовалось около 150 станков. В СССР в те годы с оборудованием было сложно - получить новый станок всегда стоило большого труда. Мы одновременно послали запросы на необходимое оборудование в Минсредмаш и в ЧССР. Из министерства ответили, что могут прислать 3 станка (и это было хорошо!), а из ЧССР - что не могут поставить нам только 4 станка (из 150!). И в скором времени вся территория была заставлена ящиками с оборудованием.

У нас установилась демократичная, коллегиальная система работы: когда выполнялся очередной заказ, то собирались вместе специалисты и из ЦЭМ и из лаборатории, участвовавшие в этой работе, и обсуждали, как обстоят дела, что хорошо, что плохо. Конструкторского бюро изделий в ЦЭМ не было с самого начала, и так было удобно для решения вопросов, возникавших при изготовлении экспериментального оборудования или его первых образцов. Взаимодействие авторов-разработчиков конструкций с нашими специалистами было оперативным и неформальным.

Интересные, дружественные и творческие были взаимоотношения с лабораториями. Например, Г.Н.Флеров к нам пришел со своими сотрудниками, когда в мастерских было только установлено первое оборудование. Первые заказы также были из ЛЯР: отклоняющая система и вакуумная камера источника. Вообще, все сотрудники разных лабораторий, чьи заказы мы выполняли, были людьми необыкновенного энтузиазма, который передавался всем в ЦЭМ. А ляровцы сначала даже усомнились в результатах нашей работы - вакуумная камера держала вакуум с первой проверки. И с тех самых дней отношения с ЛЯР установились очень доброжелательные. Когда лаборатория решила переделать ускоритель У200 в У300, мы это сделали. А потом они решили, что теперь опыта хватит самим сконструировать и в ОП изготовить и У400. Необходимое нам для выполнения этого заказа дополнительное оборудование лаборатория приобрела - была и такая практика оснащения ОП лабораториями под свои заказы.

Для ИБР-2 мы делали целый ряд узлов, работали в постоянном контакте с главным инженером лаборатории С.К.Николаевым. Сделали кожух линейного ускорителя ЛВЭ - оказалось хитрое устройство, но мы справились. А когда сотрудники ЛВЭ собрались на один из первых выездных экспериментов в США, то оборудование для него заказали нам. Впоследствии свое восхищение качеством работы выражал А.М.Балдин. Очень много узлов мы сделали и для нуклотрона. Очень важная и интересная работа была выполнена для криогенного отдела ЛВЭ - 50 и 100-литровые дюары для транспортировки и хранения жидкого гелия и водорода. Эти дюары были отмечены медалью ВДНХ и стали изделиями общеинститутского применения.

Сначала начальники лабораторных мастерских ревновали нас, но потом поняли, что особой конкуренции нет - мы не отбиваем работу, с которой им иногда было и не справиться. Нам начали верить. Какие-то заказы мы выполняли и для города, для медсанчасти.

Для совместного с ЦЕРН эксперимента NA-4 ОИЯИ принял обязательство сделать установку. Требовалась сталь с очень низким содержанием углерода, которую должны были сварить в Чехословакии, затем обработать в Германии. Время шло, и наконец-то из Чехословакии пришло известие, что сварили и прокатали первые листы, но они получились очень дорогими. Из ГДР через некоторое время сообщили, что по ряду причин они не смогут этот металл обработать. Причем, заканчивалась их телеграмма словами: "...С социалистическим приветом!" На очередной конференции в Грузии директор ЦЕРН буквально пригвоздил Н.Н.Боголюбова - будет установка или не будет? Боголюбов знал, что еще ничего нет, но дал честное слово, что все будет выполнено в срок. После возвращения устроил всем здесь разгон. В.Л.Карповский позвал меня: "Сможешь все сделать?" Меня не устраивало в проекте то, что одна сборочная единица весит 40 тонн - у нас кран был грузоподъемностью в 20 тонн. Решить этот вопрос Карповский пригласил из ЦЕРН профессора Карло Руббиа, и мы, надо отметить без лишней волокиты и формальностей, получили разрешение на изготовление двух сборочных единиц по 20 тонн вместо одной в 40.

Поехали потом мы вместе с Игорем Савиным - руководителем эксперимента от ОИЯИ (ехали на легковой машине с шофером сутки без остановок) на "Азовсталь" и другие металлургические предприятия города Жданова. Договорились, нам выплавили заготовки требуемого химического состава, прокатали, но дополнительно обрабатывать отказались - этим впоследствии мы уже занимались в ЦЭМ. Тем временем приехал представитель ЦЕРН проинспектировать наши возможности. Сделал отрицательный вывод и уехал. Но мы решили сделать прообраз установки из имевшегося у нас материала. Руббиа в нас верил и прислал еще одного представителя. Он увидел готовый прообраз и вернулся в ЦЕРН с заключением: "Могут!" Для принятия окончательного решения им пришлось присылать третьего представителя, а тут уже пришел состав с металлом, мы его вовсю начали обрабатывать - процесс пошел!

К концу года, как раз на католическое Рождество, первый узел был готов. Послали телеграмму в ЦЕРН. Профессор К.Руббиа, несмотря на праздник, немедленно приехал и остался очень доволен. Узлы мы отправили в Женеву вовремя, никаких рекламаций не получили, и эксперимент, естественно, состоялся.

Случались и курьезы. ЛВТА срочно требовались большие просмотровые столы. Их конструкция предусматривала использование труб прямоугольного сечения. Мы попросили ЛВТА взять на себя заботу о срочном их приобретении. А М.Г.Мещеряков пожаловался в дирекцию: "Либерман требует какие-то канализационные трубы!". В дальнейшем Мещеряков активно участвовал в наших совместных совещаниях и, в результате, одобрил наши действия.

Мы смогли организовать и производство радиоэлектронной аппаратуры. Институтский совет по радиоэлектронике нам рекомендовал сначала научиться делать типовую стойку для радиоаппаратуры. Мы стали делать ее серийно. Затем освоили стойку для более сложного стандарта - "Вишня". Потом была "Черешня", позже - КАМАК. Этим мы разрешили многие проблемы по электронно-механической части, стоявшие в Институте. Затем научились делать сами электронные блоки на самом современном уровне. Купили технологическую линию и изготавливали уже в широком диапазоне самые современные на тот момент электронные блоки. В последние годы, уже на гребне рыночной экономики, это очень пригодилось для выполнения заказов НПЦ "Аспект".

Рекламаций, как это бывает на обычных предприятиях, у нас никогда не было, да и, наверное, не могло быть - ведь процесс выполнения заказа всегда был совместным и творческим. Я привел лишь некоторые примеры из интересной и многообразной жизни нашего коллектива. Я горжусь, что мне выпала такая судьба - с нуля организовать такое прекрасное промышленное предприятие, которое оснащено хорошим оборудованием, на котором работали и работают замечательные специалисты.