Физики - лирики
Анатолий Сидорин
В том краю далеком...
(Продолжение. Начало в N 18.)
5.
Отчетливый звук рвущейся ткани прозвучал где-то у меня над головой, и мгновенно все перевернулось. Улица развернулась на сто восемьдесят градусов и стала знакомой. Я понял, где я нахожусь, понял, что моя комната в общежитии всего в полукилометре за этими воротами, и почти одолевшее меня отчаяние обернулось безумной эйфорией. Я не понимал, как я здесь оказался (позднее мои попытки вычислить по карте района свой ночной маршрут лишь укрепили убеждение в невозможности того, что случилось - планарная геометрия не в силах описать чудо), и это непонимание вселило в меня уверенность что бы я ни делал, какие бы антраша ни вытворял, я буду насильственно выловлен силами судьбы и доставлен домой, даже вопреки собственной воле.
Сунув руку в карман за сигаретой, я обнаружил, что пачка пуста, и, чуть не надрываясь от идиотского смеха, отправился в расположенный невдалеке торговый район, где были автоматы, продающие табачные изделия. На узкой улочке возле банкомата большой железный ящик с громом вывалил мне дорогие сигареты - черная морда бульдога на золотой пачке, и, по-прежнему пребывая в состоянии внутреннего восторга, я оглянулся по сторонам: уж раз мне сегодня все дозволено, то что бы еще такое отчебучить?
Как по заказу, дверь в доме напротив отворилась и из нее вывалила подгулявшая молодежь. За дверью я увидел лестницу на второй этаж, по которой плыла вниз тихая музыка. Рядом с дверью была витрина, заставленная блюдами с различными яствами из папье-маше, свидетельствующая о том, что за дверью находится ресторан. Ни секунды не раздумывая, я вошел внутрь.
6.
Налево от входа располагался зал в традиционном японском стиле. Длинные, наверное, на шесть персон, массивные деревянные столы высотой сантиметров двадцать пять, возле которых нужно сидеть по-турецки на мягких подушках, разделены невысокими перегородками. За одним из них догуливала вечер не шумная, но добрая компания.
Комната прямо у входа была приспособлена для европейцев, хотя отчасти она напоминала и местные забегаловки, где можно было перехватить подешевке суши. В дальнюю стену на уровне груди был вмонтирован длинный деревянный брус, подобный стойке бара. Полупрозрачными перегородками он был разбит на небольшие кабинки, в каждой из которых стояло по два высоких вращающихся стула без спинки. У стены над этим подобием стола было небольшое возвышение с салфетками и зубочистками, а на стене в центре ячейки тусклый свет струило замысловатое бра. Комната была мала и безлюдна.
Дежуривший у входа официант принял мои туфли, поставил их на специальную полочку у входа и проводил меня в крайнюю кабинку. Справа за ней была дверь в маленькое и полутемное подсобное помещение, из которого и раздавалась тихая музыка, завлекшая меня сюда. Где-то еще дальше была дверь в кухню. Половину двери в подсобку перегораживал большой аквариум, чуть подсвеченный снизу, и рыбки время от времени рассыпались золотыми искрами среди его гротов и водорослей. Прямо за спиной у меня был шкаф-витрина с образцами предлагаемого саке. Таким образом, я очутился как бы в маленькой комнатке, размерами примерно полтора на полтора метра, окруженный со всех сторон полумраком, музыкой, стеклом и морем.
Официант протянул мне лист меню, полный иероглифов, и прощебетал что-то на японском языке. В ответ на мое: самсинг ту ит энд самсинг ту дринк, - он прокричал в недра подсобки магическое слово: "Яскасуга!" - и, потеряв ко мне всяческий интерес, удалился дремать на свой боевой пост.
7.
Через полминуты появилась девушка лет двадцати с толстенной кожаной папкой, которую мне и протянула. Чуть нервничая, она сообщила, что является единственным человеком в заведении, умеющим изъясняться по-английски, именно ее и зовут Яскасуга и она будет обслуживать меня в этот вечер. В папке оказалось меню, где рядом с названием каждого блюда красовалась его цветная фотография. Я начал было перелистывать этот фолиант, когда девушка спросила у меня, не хочу ли я чего-нибудь выпить, пока заказ будет готовиться.
У меня ничего не получится, если я возьмусь описать ее внешность. Более того, убежден, что ни за что не смогу узнать ее при встрече. Невысокого роста, чернявая, как и все японцы, короткая стрижка, круглое лицо со странной формой глаз, плавные контуры, наверное, мягкого на ощупь, тела. Если вы хотите представить ее себе - взгляните на любой аляповатый японский календарик.
Вселившийся в меня бес вседозволенности мгновенно продиктовал ответ: да, конечно, я что-нибудь выпью, но не желает ли она присоединиться ко мне? Тощая жердь на высоком стуле - лохматая курчавая шевелюра, очки и усы, в черном костюме и белой рубашке при галстуке (а в те времена я выряжался на каждый семинар, как на праздник) - застывшая в позе богомола с растопыренными локтями, и лишь порою забавно вихляющаяся на своем насесте: странное же впечатление должен был я на нее произвести! Удивительно, но мое нахальство возымело действие противоположное тому, которое я ожидал. Ее начальная нервозность мгновенно исчезла, она перестала излишне старательно выговаривать трудные английские слова и превратилась в какую-то совершенно домашнюю девчонку.
- Спиртное мне нельзя на работе, но от сока я бы не отказалась.
- Тогда стакан сока и стакан подогретого саке на ваш вкус.
Пока она ходила за напитками, я присмотрел себе в меню плоскую полукруглую ракушку. Записав что-то в маленький блокнотик, она сбегала на кухню, тут же вернулась и примостилась на крутящемся стуле рядом со мной. Вслед за ней подошел парень и поставил на столик необычное сооружение. Это была металлическая посудина, плотно закрытая крышкой. Стояла она на трех высоких ножках, а прямо под ней был закопченный толстый пятак. На этот пятак парень положил круглую таблетку сухого горючего, поджег ее и удалился. Я скажу Вам, когда будет готово, - остановила мою попытку заглянуть под крышку моя визави.
(Окончание следует.)